Человек, который любил детей - Кристина Стед

трех сестер Хенни наиболее искусно владела иголкой. Ее длинные сильные пальцы с твердыми подушечками творили чудеса: она великолепно вышивала в стиле мастериц Мадейры, а ее штопка была достойна лучших образцов в старинных справочниках по рукоделию. Хенни гордилась этим своим талантом и даже в последние годы учила Луи шить и вышивать. Буквально каждый в большой семье Кольеров восхищался «тонкой работой Хенни». Теперь все свое умение она вкладывала в то, чтобы нарядить темноглазую фарфоровую куклу (Хенни по-прежнему отдавала предпочтение фарфоровым куклам перед теми, что были сделаны из новых материалов и имели причудливые глаза с загнутыми вверх ресницами – на современный манер). В том, что касалось кукол, Хенни с Хасси обладали обширными познаниями и придерживались определенных принципов: куклы должны быть дорогими и изысканно одетыми; девочки до одиннадцати лет должны иметь пупсов с настоящими пеленками; маленькие дети должны играть с тряпичными куклами (своим детям Хенни шила много тряпичных кукол на швейной машинке); мальчики, как и девочки, до восьми лет тоже должны среди игрушек иметь кукол; изготовление бумажных кукол способствует обретению навыков ручной работы, и так далее и тому подобное. О куклах они могли говорить часами, причем со всей серьезностью: устанавливали свои законы, выражая твердую уверенность в том, что, если дети начинают играть с куклами слишком поздно или используют их не по назначению, это приводит к нравственному уродству. Куклу Хенни обшивала исключительно в уединении своей комнаты.

– У меня нет дома, – заявляла она по десять раз на неделе. – Здесь мне дозволено иметь только комнату, но это – моя комната.

Девочек к себе она впускала. Плененные чарами Хенни, они робко стучались и входили на цыпочках затаив дыхание. Бывало, она приводила себя в чувство нюхательными солями, или принимала аспирин, или чинила белье, или читала, постоянно напрягая зрение, отчего глаза ее с каждым днем лишь еще больше темнели от усталости. Завораживающая растрепанная ведьма, их домашняя ведьма, Хенни всегда была занята какими-то своими делами. И что бы она ни делала, это не подвергалось сомнению. По ее словам, те муки и страдания, что она терпит, завоевали ей право поступать так, как она того желает. И дети принимали на веру, что их мать имеет на это полное право.

Весь дом, в котором вечно гулял и завывал ветер, напоминал пещеру ужасов. Если Сэм оставался дома на целый день, Хенни сообщала, что ее целый день дома не будет. Она больше не сетовала на свой неряшливый вид – неопрятную одежду, что висела на ней, как балахон, на непричесанные волосы с проседью и безобразную старую шляпку, а стремилась поскорее убраться из дома, дабы «не слышать проклятого стука и свиста», и отправлялась в город «повидать Хасси». Она заметно постарела с тех пор, как они уехали из Джорджтауна, демонстрировала более коварный нрав и утратила даже видимость уважения к Сэму. Зато стала веселее. Многие месяцы она ни слова не говорила никому из «болотных крыс» Истпорта, но когда начался учебный год и Томми впервые пошел в школу, она встретилась и «поболтала» с его учительницей мисс Лейк, приятной миниатюрной старой девой, а вскоре познакомилась и «с родителями». Хенни перестала пыжиться, пытаясь выглядеть элегантно, как подобает даме из среднего класса. Да, она из семьи балтиморских Кольеров, но обанкротившихся Кольеров, подчеркивала Хенни и насмехалась над собой: показывая на свою старую одежду в грязных пятнах, обзывала себя старой перечницей и говорила, что жизнь сыграла с ней злую шутку.

Однако с нынешней Хенни дети чувствовали себя гораздо счастливее, чем с прежней. Упоминая Сэма, она не забывала оскорбить его, но делала это со смехом, словно муж для нее значил не больше, чем хозяин мясной лавки или «Гробовщик» Ломасне. Вскоре Хенни знала всех обитателей Истпорта и злословила на их счет так же, как некогда презрительно высмеивала соседей в Джорджтауне. Дети тоже подружились с «болотными крысами», и Хенни даже не пыталась отвадить их от детей рыбаков и лодочников.

– Мы все здесь болотные крысы, – заявляла она детям, когда они толклись вокруг нее, из-за согбенных плеч матери наблюдая, как та вышивает гладью или по-мадейрски, – и мои дети тоже. Гордиться тут нечем, но мне все равно, что с вами будет. Я делаю все, что в моих силах, и если не преуспеваю, можете искать себе другую маму. – Но потом она поднимала голову и смеялась, глядя на них. Хенни превращалась в высохшую сухопарую чудную старуху. – Я – старая женщина, ваша мама теперь старая женщина, посему я буду вести себя подобно старухе и поступать так, как мне заблагорассудится.

Иногда Хасси приезжала в Аннаполис, но дорога занимала у нее сорок пять минут, а она редко имела возможность оставить на целый день свою лавку с дарами моря. Посему обычно Хенни садилась в дребезжащий поезд, который вез ее через ненавистную лесополосу и «клочковатые» пригороды (по выражению Хенни) до станции Кэмден, где сестру встречала Хасси. Дивиденды начали поступать гораздо раньше, чем можно было ожидать, и Хенни, пусть и нерегулярно, получала деньги от весьма любезного Лессинума. Вдвоем с Хасси они нередко пускались в марафон по магазинам, скупая товары по скидкам, рекламным акциям и на распродажах. Домой Хенни всегда возвращалась изнуренная, но счастливая, с полными руками пакетов или с покупками, которые прибывали вслед за ней со службой экспресс-доставки. Дети танцевали вокруг свертков или терпеливо ждали, когда купленные товары доставит курьер или пришлют по почте. Сэм наконец-то соизволил попросить место биолога в Комитете по охране природы штата Мэриленд, но категорически отказался работать на «продажную прессу» или на «алчных частных предпринимателей». Однако деньги у них кончились, и они жили исключительно в кредит, на обещания, уловки и лживые заверения Хенни, а также на ее дивиденды. Порой, если Хенни была совсем на мели, Хасси одалживала ей деньги «до получения очередного чека», и тогда Хенни снова приходила домой радостная, улыбалась детям, для которых накупила одежду. Бывало, она привозила что-то и Сэму, ибо он износился, и даже игрушки и редкие деликатесы, по которым скучала: засахаренные фиалки, консервированный имбирь, маринованные грецкие орехи. Также она покупала куски ткани и ингредиенты для кондитерских изделий. Из них она что-то мастерила или пекла для школьных и церковных благотворительных ярмарок. Ибо хоть Хенни никогда не посещала родительские собрания и церковные службы, она охотно жертвовала на благотворительные ярмарки, школьные и церковные праздники вещи, сделанные своими руками. Многие из местных женщин, особенно мамочки, прониклись к ней симпатией и уважением, потому что она (представительница столь благородного