Гори - Анастасия Мандрова

волосы, темное и светлое. Я на мгновение залюбовалась этим сочетанием, а потом продолжила стричь волосы, не заботясь о стрижке. Светлые пряди падали и падали мне на ноги, на руки, на пол. Я вся была в волосах, которые целовал сегодня Елисей, которыми так гордились мама и папа, которые так любил Ваня. Что вы все сделали со мной?

Когда дверь открылась, причем не с моей стороны, я сидела перед зеркалом и смотрела на свое отражение. Я не то, чтобы не видела себя. Я видела, но уже другой.

– Аня, – с ужасом воскликнула мама, – что ты с собой сделала?

– Анюта, зачем? – спросил папа, подходя ко мне со спины.

– Не нравится? А мне нравится! Смена имиджа. Стилистам с некоторых пор не доверяю, так же, как и фотографам!

– Ты хоть представляешь, как теперь возвращаться в модельный бизнес? У тебя был свой стиль!

– Мама, Тамань – самый скверный городишка из всех приморских городов России… Какой еще модельный бизнес?

– Но мы же вернемся потом, впереди важный отбор… Что же делать? Может, отрастут?

Папа посмотрел на маму не совсем хорошим взглядом.

– Анюта, все в порядке?

Настала моя очередь смотреть на него не слишком хорошо. Да, папочка, все отлично! Лучше не бывает!

– Все хорошо, – ответила я и улыбнулась. – Я сейчас все здесь уберу. Просто нервишки пошалили.

– Нервишки? – спросила мама дрогнувшим голосом, подходя ко мне и беря отрезанную прядь волос в руки.

– Да.

Я пожала плечами и встала. Волосы посыпались к моим ногам. Мама всхлипнула. Папа зацепил ботинком осколки то ли вазы, то ли рамки от фотографий.

– Аня, может, останешься? – спросил он с надеждой в голосе.

– Нет.

– Почему?

– Вы все испортили. Всю мою жизнь. Это я должна спрашивать у вас “почему”.

Папа промолчал. Мама сокрушалась о моих волосах. Я молчала и сокрушалась о своей разбитой жизни.

Через час все успокоились. Папа уехал. Мама ушла собирать оставшиеся вещи. Я убралась в своей комнате, успела поговорить с Софи, которая уговаривала меня остаться в Москве и одновременно ужасалась моей новой спонтанной стрижке. Никто не понимал, почему я уезжала, почему выбрала из двух вариантов самый неверный, самый трудный. А потом я позвонила Ване. Но он сбросил звонок и прислал фотографию. Там была я, смотрящая на небо. Это была именно та фотография, по которой Ваня сделал себе татуировку. А после пришло сообщение: “Приходи на крышу”.

Потребовалось совсем немного времени, чтобы я оказалась там. Ваня сидел на одеяле. Капюшон куртки накинут на голову, ноги согнуты, а взгляд устремлен в прозрачно-серое небо. Я села рядом с ним и положила голову ему на плечо. Оно всегда было для меня надежным и самым удобным местом в мире.

– Почему ты была с ним? – спросил Ваня, не глядя на меня.

Я сразу поняла, про кого он говорил. Я почувствовала, как напрягся Ваня в ожидании моего ответа.

– Елисей сам меня нашел, чтобы извиниться.

– Целуя тебя? – с издевкой произнес Ваня. В его голосе буйствовал Северно Ледовитый океан.

– Он целовал мои волосы, – пожала я плечами. – Он, кажется, любит меня. Ну или что-то в этом роде.

– Тот, кто любит, так не поступает!

– Знаю.

Тот, кто любит, поступает по-другому – отступает перед трудностями, не верит в расстояния, ставит перед трудным выбором.

– Аня! – с отчаянием в голосе воскликнул Ваня, спрятав лицо в своих коленях. – Да что происходит? Почему этот мерзавец вообще оказался рядом с тобой?

Какое-то время я молчала, глядя на капюшон Ваниной куртки. Это была та самая куртка, в которой он был в Вене. Мы были так счастливы. А что теперь? А теперь придется рассказать все то, что я от него утаила. Не рассказывала, потому что не могла. Хотела разобраться в этом сама. И разобралась. Вот только какой ценой? Впрочем, какая разница! Все это идет лишь в довесок к моему основному решению уехать. Я сделала глубокий вдох и рассказала обо всем: о переписке в сети, о случайной для меня и совсем не случайной встрече для Елисея в торговом центре, о вынужденной поездке в машине. Ваня слушал, все так же уткнувшись лицом в колени, лишь изредка на меня посматривая и все больше и больше хмуря лоб.

– Ты пойми, я не рассказывала тебе, потому что Елисей – ничто в наших отношениях. Пустое место. С помощью тебя я почти излечилась от множества страхов. Но я должна была пройти этот путь одна, без всякой помощи. И я это сделала.

– Ты могла погибнуть, – охрипшим от волнения голосом сказал Ваня. – Ты хоть понимаешь, что он мог сделать с тобой в лесу?

– Да.

– Ох, Аня! Неужели ты думаешь, он оставит тебя в покое?

– Думаю, да.

– Почему он целовал твои волосы?

Я пожала плечами и лишь произнесла:

– Их больше нет.

– Кого? – не понял Ваня и впервые пристально посмотрел на меня.

Я сняла с себя шапку. Его лицо менялось в порядке испытываемых эмоций. Вначале это было удивление, потом сожаление, он ведь всегда любил мои волосы, а после понимание. Я сидела с единственным человеком, который всегда понимал меня без слов, и прощалась с ним. Еще когда я добиралась на крышу, во мне теплилась надежда, что у нас еще есть шанс. Но она оборвалась, как только я сделала первый шаг к Ване. Я все поняла без слов. Он позвал меня попрощаться.

– Мне нравится. Непривычно, но тебе идет, – сказал Ваня и провел рукой по моим волосам. По его глазам я видела, что он хотел поцеловать меня. Он даже чуть подвинулся ко мне. Подвинулся и передумал целовать. – Аня, расстояния не для меня, – сказал он тихим и сдержанным голосом, и я почувствовала неудержимое отчаяние в его тоне.

– Почему?

– Моя мама говорила, что тоже будет приезжать. Она ни разу не приехала.

Как же я раньше не сопоставила эти факты? Несколько лет назад Ваню покинула его мама. А теперь уезжала я. Вот только было одно “но”.

– Я – не твоя мама.

– Я знаю. Но больше не могу надеяться. Я не такой сильный. – Ваня опустил взгляд на свои ботинки. – Скорее слабый. И еще я – трус, Аня. Я боюсь, что ты меня все-таки сломаешь. Тогда, когда я тебя впервые увидел, я уже знал, что так и будет. Быть с тобой – это какое-то запредельное счастье, но это счастье дается совсем нелегко… Да, Аня, я все таки слабак.

– Нет. Это не так! Ваня, я же люблю тебя!

– Как и я! Но если что-то изменится, если что-то