Гори - Анастасия Мандрова

мне папа. Мама и вправду собралась уезжать. А это означало только одно: мне нужно будет выбирать с кем быть. Я схватилась за голову. Казалось, больше я не смогу вынести. Это какая-то лавина неправильных действий и последствий.

– Дорогая, тебе придется выбрать, поедешь ли ты со мной, или останешься здесь с папой.

– Тебе что, правда необходимо уехать? Почему?

– Я не могу здесь находиться.

– Мы можем снять другую квартиру. Бабушка может приехать сюда, чтобы присмотреть за тобой. Ты же понимаешь, что мне придется менять ради тебя?

– Да, понимаю. Но я и вправду не могу жить в этом городе.

– Вправду? – воскликнула я. – Почему ты такая эгоистка? Ты думаешь только о себе!

– Аня, ты можешь остаться со мной, – начал папа, но тут же замолчал, когда я бросила на него тяжелый взгляд.

– Все из-за тебя! Ты так легко пожертвовал всеми нами, как пешками. Ради чего? Ради смены декораций?

– Нет. Ради любви. Ты должна меня понять…

– Но я не понимаю! – перебила я его. – Мне даже дышать тяжело здесь. Понимаешь? Я тоже не чувствую, что здесь мой дом!

Я встала и направилась к двери.

– Куда ты? – испуганно спросила мама.

– Подышать воздухом!

Папа прошел за мной и, пока я одевалась, говорил о нашем будущем. О том, как мне будет хорошо жить с ним. А про себя я думала, что не только с ним, но и с Дианой. Повыдергивать бы все ее рыжие волосы! Еще мне хотелось громко ругаться, ударить что-нибудь или, что еще хуже, ударить папу.

– Аня, подумай об этом, – напоследок сказал отец, когда я вылетала из квартиры. Я действительно задыхалась здесь.

Выйдя на холодный воздух, я ртом, будто обросла жабрами, вбирала воздух. Какое-то время я сидела на скамейке и смотрела в пустоту. Эта пустота пугала. Потом я вскочила и направилась к тому, к кому должна была прийти еще раньше. В лифте, поднимающему меня на самый верхний этаж, я не смогла сдержать слез. Мне стало жалко себя. Мне хотелось повернуть время вспять, когда я не задумывалась о сложностях взрослой жизни. Еще меня терзали сомнения. Я хотела остаться здесь. Может, папа разрешит мне жить у Вани. В конце концов, он так виноват передо мной, что просто обязан согласиться. Но что будет с мамой? Как она сможет восстановиться? Наверняка, для нее это и был конец света. И как она справится без меня? Но я-то тоже должна быть счастлива. Мама этого не может не понимать.

Я вытерла слезы рукавом пальто. Ваня не должен видеть меня плачущей, как будто я какая-то ходячая девушка-нытик. Я ведь смеялась, я так много смеялась последние месяцы. Просто черная полоса. А потом белая краска постепенно вливается в черную, они перемешиваются, и белой становится все больше и больше. Потом добавляются все цвета, от лимонного до цвета первой зеленой листвы. Я уже видела вкрапления этих цветов, когда дверь, в которую я звонила, открылась, и на пороге оказался Ваня. На его лице отразилось удивление. Затем удивление переросло в ликование, и я обняла его, подталкивая назад. Просто я вспомнила, что на пороге ничего не отдают. А отдать мне хотелось всю себя. Ваня был теплым, таким родным, что не хотелось его отпускать. Я так соскучилась по нему, что не могла оторваться, хотя в еще не снятом пальто рядом с ним становилось все горячее и горячее. Ваня первым нарушил наше молчание.

– Значит ли это, что ты простила меня?

– Ты не виноват в том, что устроил мой отец.

– Он тоже лишь частично виноват… – начал было Ваня, но я прервала его поцелуем.

Я не хотела говорить о том, кто и насколько виноват в сложившейся ситуации. Не хотела говорить о родителях. Мне и дома хватало этих разговоров. Честно говоря, мне вообще не хотелось говорить. Ваня понял это с первого взгляда. Пальто снялось за несколько секунд. Мы даже не поднялись в его спальню. Не хотелось тратить время на лестницу. Мы упали на диван, не отрываясь друг от друга. Слишком стали дорожить временем, зная, что в любой момент может что-то произойти. В его глазах для меня была целая Вселенная, в которой расцветали первые цветы и пели соловьи. Там была весна. Наша весна, которую мы чувствовали еще осенью, но утратили по пути. Я готова была поклясться, что больше не позволю этому случиться. Никогда.

– Ты же знаешь, как я тебя люблю!

– Я знаю, – отрывисто произнес он. – Я тоже тебя люблю. Больше всего на свете.

Его руки обхватили мою талию. Если и могло быть что-то лучшее в мире, чем чувства, охватившие меня при одном только взгляде на Ваню, то я не хотела этого знать. Мой рай уже был найден. Он вмещался в одном человеке. Рядом с ним я была цельной, могла быть самой собой. Я чувствовала его, чувствовала себя настоящей, без притворств, без масок, без секретов.

Я видела, как черная краска исчезает, уступая место даже не белой, а ярко красной, как моя кровь, которая стучала в висках. И опять стало нужно ловить ртом воздух, но лишь потому что легкие не могли охватить всей полноты чувств. Я знала, что это хорошо, потому что, если рядом с Ваней мои легкие научатся дышать ровно, а сердце стучать спокойно, то все закончится. Сейчас же мы слышали наш каждый общий вдох, мы верили в то, что наша любовь вечна, и столько всего впереди лишь для нас двоих.

После мы обсуждали мой переезд к Ване, смеялись, что станем почти взрослыми, если будем жить вдвоем. Я научусь готовить, а Ваня будет мастерить полки для нашей общей библиотеки. А еще мы будем вместе готовиться к экзаменам, убираться по дому, ходить за покупками, устраивать сюрпризы. Я куплю для этого самого дивана, на котором мы лежали и мечтали, много восточных подушек, чтобы смешать стили, как выразился Ваня. Да, все смешается в этом доме. Я буду ощущать его своим. Здесь будет уютно и хорошо.

Я попрощалась с Ваней, ощущая радость и спокойствие. Настроение было совершенно другим, потому что во мне поселилась уверенность, что все образуется. Мама – взрослый человек. Она должна справиться сама. Если я останусь с ней, то опять потеряю себя, она меня раздавит. Я не смогу сопротивляться этому каждый день. Здесь я буду жить. По-настоящему. Это не значило, что я простила папу. То, что он сделал, было огромным ударом, который так просто не забывается. Но когда-нибудь я постараюсь.

С такими