День города - Надежда Лидваль

– Ой не знаю.

– Она сама только в сериалах их видела.

– Да чё я, не лажу, что ли, по этим вашим сайтам?

– Вот-вот. Ему пятьдесят, а он выглядит лет на тридцать. Подтянутый, поджарый. Тут – во! Там – во! Ни жиринки лишней нигде не висит.

– Мне такого не надо. Я рядом с ним буду толстая.

– И ты хочешь сказать, что старых и страшных у них там не водится?

– А Наташка на такого не польстится. Да, Наташ?

– Я слышала, они красиво так ухаживают. А говорить начнут – заслушаешься. Прям мед, мед. Амор, амор, ах, Хосе Игнасио…

– Зубы заговаривают, чтоб в постель затащить.

– Так это везде так…

– Зато ревнивые-е-е-е…

– Не знаю, не знаю. С моей сестрой девочка в школе училась. И что вы думаете? Вышла за американца и укатила туда за ним. Всем районом провожали.

– Ну и что?

– Ну что – что? А потом взяла и пропала. Не звонит и не звонит. Писать тоже не пишет. Мать с ума сходит: куда дочку отдала? Зачем?

– Ой, бедный ребенок.

– Говорят, муж ее избил – и прям до смерти.

– Отравил.

– Задушил.

– Запытал.

– Сбросил с лестницы.

– Тормоза в машине перерезал.

– Расчленил и скормил аллигаторам.

– Переломал ноги и держит в подвале, чтобы не сбежала.

– Фу, блин. Ну что вы начинаете с утра?

– И не нашли ее?

– Не-а. Муж как бы не при делах. Ушла, говорит, из дома и не вернулась. Мать вроде писала запросы во все инстанции, да один фиг. Сделать ничего не могут ни наши, ни их местные. Мать уже тогда сильно пила. А с горя так вообще. Ходит: «Катька, Катька, бедная моя Катюша. Зачем я ее туда отправила?» Несколько раз в больницу забирали.

– Поехала бы сама туда. Я бы за своего ребенка этому мужу таких…

– На что она поедет? У них денег сроду не было.

– И что сейчас с мамой? Где она?

– Вроде все там же, из города не уезжает никуда. Вдруг дочка вернется? Ждет. Лет десять уже прошло.

– Да нормально все с этой Катькой. Живет себе в свое удовольствие. Просто на хрен ей этот ваш город не сдался. Захотела забыть – и забыла.

– И даже матери не пишет?

– Разные бывают с матерями отношения.

– Девки, – сказала Наташа, – дайте уже поработать.

13

Хавьера не оказалось в отеле. Странно, странно. Нет, он и не обещал сидеть там круглосуточно и ждать, когда Наташа освободится, но ей было бы гораздо приятнее, если бы она его там застала. А то некрасиво получается. По-дурацки. Наташа пришла – кавалера нет. С ней так не бывает. С ней так нельзя. Даже обидно стало. Еще эта девочка на ресепшене так на нее странно посмотрела, как будто Наташа к ее, этой девочки, мужу в номер рвалась, а не к своему Хавьеру. Как будто Наташе снова пятнадцать и она строит глазки вышибале из «Сен-Тропе», стараясь сойти за совершеннолетнюю, а он сально ухмыляется, мол: «Да все я про вас знаю, шлюшки малолетние» – и отцепляет бархатный канат, чтобы их пропустить. Неудивительно, что этот гадкий клуб загнулся и разорился, с таким-то отношением к клиентам.

Мобильный Хавьер не брал. На телефон в номере не отвечал – эта девица, закатив глаза, все же позвонила, сделала одолжение. Пропал с концами. Где-то плутает один в незнакомом городе. А точно ли один? А может, случилось что? Может, и случилось. Наташа, слегка раздраженная, поехала домой.

Ночью – звонок. Хавьер говорил путано и невнятно.

– Natasha… sorry… kvartira… could you…[15]

Наташа сумела понять только две вещи: что Хавьера занесло каким-то ветром в чужую незнакомую квартиру и что его оттуда надо вытаскивать. Через несколько минут он прислал по-русски написанный адрес. Наташа минуту поразмышляла и, не придумав ничего другого, набрала номер.

– Наташ, ты головушкой стукнулась? – Костины слова слипались от повисшего на них сна. – Я должен щас вскочить и посреди ночи ехать за твоим хахалем?

– Он там один совсем, ни хрена не понимает. В чужой стране. Будь человеком, Кость.

– Больше тебе от меня ничего не надо?

– Ладно, забей. Спи дальше.

– И тебе спокойной ночи.

– Сама поеду.

– Езжай, кто тебе не дает?

– И пусть меня там убьют.

– Да елки, блин. Натаха…

Панельная девятиэтажка разглядывала ночь разноцветными квадратиками окон. Одно красное, другое желтое, третье фиолетовое, четвертое – тьма. Квартира была на шестом этаже. Дверь – обычная, утыканная гвоздиками по мягкому дерматину. Наташа нажала на звонок, и он запел птичкой.

Им открыл Хавьер в одной рубашке и трусах.

– I can’t find my pants.

– Чё говорит? – спросил Костя.

– Штаны не может найти, – перевела Наташа.

Сразу за тесной-тесной прихожей, где два человека не могли друг друга не коснуться, был вход в комнату. Хавьер убежал туда. Наташа и Костя осторожно прошли следом. Комнату заливал холодный розовый свет. На пузатом телевизоре в углу стоял ночник. Он медленно вращался и набрасывал на стены и потолок густую проекцию из точек и смазанных звезд. Воздух дрожал от утробного гула. Уууууээээ… Трубы? Вентилятор? Наташа прислушалась. Нет, музыка. Неповоротливый, стелющийся по земле вой духового инструмента вползал в голову через стопы.

Шаг – гул – еще шаг – гул – еще шаг – хруст. Что-то треснуло под Наташиным каблуком. Хорошо, что не разулась. Хруст, шаг, гул. Наташа отогнула диванную подушку – посмотреть, нет ли там вещей Хавьера. Гул, гул, гул. Ууууэээээ… Хап! Из-за дивана на Наташу вывалилось голое по пояс тело – пухлое, рыхлое, красное в розовом свете.

– Ух я тебя! – Тело обеими руками обхватило то пространство, где только что была Наташина шея. Девушка заорала и отскочила. Мужик навалился на воздух, потерял опору, перекинулся через спинку дивана и остался висеть вниз головой. Уууу. Его мягкую спину сразу облепили искусственные звезды.

– Тут тоже нету!

Это Костя крикнул из соседней комнаты, а потом и сам пришел.

– Чё за на фиг?

Он подошел к дивану, присел и заглянул в лицо мужику.

– Спит, что ли? Блин, где-то я его видел. Депутат какой-то или типа того. Он тут и был?

– Не знаю. Выскочил на меня из-за дивана. Напугал, скотина. Вы штаны нашли?

– Нет.

– My pants[16]. – Хавьер стоял за диваном и указывал на ноги полуголого мужика.

– Говорит, на нем его штаны, – перевела Наташа. – Are you sure?[17]

Хавьер закивал и виновато посмотрел на