День города - Надежда Лидваль

взгляните на дагеротип. Видите – река? А вот тут вот комья грязи. Вот они до сих пор сохранились на улице Орджоникидзе. А рядом с ними что? Храм. Да, то-то же. А им в ответ: да мы вам десять таких нарисуем, только с Домом пионеров вместо храма. Попробуй докажи, что было раньше. Не было, говорят, никакой там церкви. И наши эксперты это подтверждают. Да, Семен Максимович, наш давний друг и постоянный посетитель клуба? А им в ответ: был храм! А эти опять: не было. Было – не было. Так и спорили и не могли дойти до правды. Перерыли все архивы, но про храм ничего не нашли. Один исцарапанный снимок – вот и все историческое свидетельство. Правда, ходили потом слухи, что Семен Максимович в архивах лично покопался и какие-то важные странички заранее изъял. Однако даже одной гравюры хватило, чтобы у храма, которого, может быть, не было, появились прихожане. Под утро, когда музыка затихала, они молча обходили «Сен-Тропе» с иконами и свечами и прыскали из пульверизатора святой водой на тех, кто сумел дотанцевать до финиша, кто выползал, держась руками за асфальт, и заново учился дышать. Выползавшие, как правило, радовались и просили побрызгать еще. Руководство клуба не осмелилось прогнать людей с иконами – что же они, сами не верующие, что ли? Вроде бы на градус веселья эти обходы никак не влияли, ну и пусть будут. Только некоторое время спустя прихожане сами исчезли. Случилось это сразу после большого скандала, но уже другого, с церковью не связанного. Однажды в День семьи, любви и верности паленой водкой в клубе отравилась беременная пятнадцатилетняя девочка. Клуб закрыли до результатов проверки, перебрали все бутылки, перетрясли поставщиков, нашли негодяев и с облегчением для всех открылись снова. Девочку директор навестил в больнице, подарил ей цветы и пригласительный. И наказал приходить строго после родов. Про это написали в районной газете. Она же, газета, попросила епархию прокомментировать ситуацию. В епархии ответили, что земля эта отравлена грехом и земными наслаждениями, и ее уже не спасти, и даже если и стоял на ней когда-то храм, то теперь от него остался один Дом пионеров.

Когда Нейтан спросил, где бы им весело отметить помолвку, Катя первым делом подумала про «Сен-Тропе».

* * *

Плотный воздух. Густой звук. Взвесь в лучах прожекторов. На танцполе надышано-нацеловано. На сцене парень в одних трусах, и ведущий ему объясняет, какой во всем этом смысл. Ставят тазик, выносят пластмассовые ведерки с медом. Выходит здоровый мужик в костюме пчелы. Под бодрый бит открывает одно ведерко за другим и выливает мед в тазик. Под аплодисменты и улюлюканье тот, который в трусах, становится за тазиком и поворачивается к зрителям спиной. Начинает стягивать…

Нейтан куда-то запропастился. Сказал, что возьмет для них что-нибудь в баре, а Катя пусть поищет столик. Сказал, что сегодня он угощает. Столики все были заняты, и Катя решила покараулить – вдруг какой освободится? Она уже минут десять мялась на краю танцпола у металлического ограждения и высматривала Нейтана, а тот все не шел.

Парень на сцене уже семенил за кулисы, сверкая намазанной медом задницей, а пчела всем своим видом давала понять, что не перенесет трагического расставания, падала на колени и под песню Уитни Хьюстон рыдала над тазиком. Потом песня задергалась, захлебнулась и сменилась на «тум-тум-тум тыр-ца-ца». Запульсировал свет. Публика тоже задергалась и запульсировала. Нейтан не возвращался.

Через пару минут к месту, где стояла Катя, пританцевался парень с голым торсом и в черных джинсах. Бритая голова, красные уши, костлявая грудь, на груди – тату в виде кинжала. Он принялся описывать вокруг Кати полукруги, делая ломаные движения всеми суставами, даже челюстными. Особенно хорошо у него получилось поднимать плечи к ушам и прятать в них шею. Катя стояла, прилипнув спиной к ограждению, и пыталась вычислить схему его движений, чтобы в нужный момент выскользнуть из полукруга, в котором оказалась заточена. Нейтана все не было. Парень ей что-то кричал, но она слышала только: «А-а-а-а-а?» Остальное съедала музыка. Он подошел ближе и встал сбоку, чтобы крикнуть Кате в самое ухо свой важный вопрос, и тут-то она от него и сбежала. И сразу кинулась к бару.

Нейтан стоял с двумя бокалами у стойки. Катя подняла руку, чтобы ему помахать, но быстро ее опустила. Нейтан был не один. Наклонив голову, он прислушивался к тому, что говорит сильно накрашенная брюнетка с длинными гладкими волосами. Он красиво улыбался и смотрел ей в щедро политое автозагаром декольте, на которое не смотрел бы только идиот. Катя растерянно оглянулась. Спрятаться, зарыться в толпу, затеряться среди спин, боже, как стыдно. Ну почему именно с ней? К таким, как эта брюнетка, не пристают полуголые гопники: такая не испугается, не прельстится, а сразу пошлет. К таким, как эта брюнетка, тянутся такие, как Нейтан.

Катя развернулась и вышла из зала. Спустилась по лестнице в гардероб, на ходу нашаривая в сумке номерки. Оба были у нее. Если она сейчас уйдет, Нейтан останется без куртки. Да и хрен с ним, плевать она на него хотела, но, с другой стороны, оставить человека без верхней одежды, когда на улице плюс десять, – Кате неудобна была такая мысль. Пока она перебирала номерки и думала, действительно ли она хотела плевать, появился бритый танцор. В гардеробе было тихо, поэтому на этот раз Катя его услышала.

– Слушай, ты это, не думай, что я это, ладно? Я нормальный.

– Ладно.

– Щас. Ты еще тут побудешь? Подожди, я щас.

Он вернулся через минуту, натягивая через голову футболку. Уши, пока проходили через узкий ворот, примялись, а когда распрямились, то стали еще краснее.

– Я чё хотел-то… Тебя проводить?

– Я еще не ухожу.

– А, нет? Так чё тогда? Может, потанцуем? Выпить хочешь? Можно в баре не покупать, я ща сгоняю быстро тут в магаз.

Катя молчала.

– Ну понятно. Ты это, не обижайся, короче. Я смотрю: ну красивая девчонка. Думаю, а чё не подойти? Стоит грустит одна. Странно, что такая – и одна.

– Я не одна.

– Нет? А с кем, с подружкой?

– С другом.

– О как. И чё, и где он?

Покрутился, повертел головой, на потолок посмотрел – нет никого, кроме них двоих и гардеробщицы, которая уснула где-то среди крючков.

– Скоро придет, – сказала Катя.

– Куда? Сюда, что ли?

Катя достала серебристую «моторолу» – подарок Нейтана – и набрала его номер. Он, само собой, не ответил. Она принялась писать сообщение. Бритый танцор