Перемещенные - Сания Биккина

молчу. «Мама. Будет. Уважать». Это вообще не про наши отношения. Мы с мамой давно не живем вместе. Еще в прежней жизни я пробовала как-то на лето приезжать к ней, но в итоге вернулась к папе. И мне всегда было немного стыдно. Как будто это я не помогла им сохранить семью. А потом не выбрала жить с ней, хотя все так обычно делают.

Мы с папой остались жить в нашем городке, мама уехала работать в столицу, а потом и вовсе в другую страну. Говорила, что на год, а в итоге так там и осталась. Теперь и возвращаться некуда. С папой мне было нормально: мы и разговаривали, и ходили куда-то вместе. Нам было хорошо. И Лосьона мы позже завели, без мамы уже. Потому что у мамы аллергия. Лосьон был серенький и милый. А мы его предали и с собой не взяли, когда бежали. А с мамой и котов нельзя, и она все время работает. А в свободное время объясняет мне, что конкретно во мне не так – не тот стиль, не те увлечения, не те друзья, не та еда. О каком уважении тут может быть речь?

Я молча смотрю вдаль. Мирик достал книгу. Мне почему-то приятно: вроде не ушел никуда, но и не лезет, сидит читает. Облачное небо становится розовым и золотистым, этот цвет заполняет все вокруг. Синяя вода и золотое небо – обожаю, очень красиво. Мне становится легче. Можно есть печенье и просто быть. Ничего не доказывать. Ничего не обсуждать. Тем более что с этим человеком невозможно ничего обсуждать.

Достаю телефон и привычно делаю несколько кадров неба. Потом одно видео – как низко и быстро летят облака. Можно будет музыку наложить. Потом несколько кадров с птицами. Снимаю наш «интерьер» и видео с Мириком, как он читает.

– Что читаешь?

– Учебник по философии.

– Зачем он тебе?

– Просто… дома нашел у мамы.

– Кстати, а кто твоя мама? Ну, она правда такая важная и знаменитая?

– Она – архитектор. Один из лучших в стране. Раньше много выступала, говорила про современные застройки, современную архитектуру…

– Как же, большой человек, я помню…

Теперь Мирик молча смотрит на меня в упор. Могла бы и сама догадаться: это запретная территория и не надо так про чужую маму.

– Прости.

– Ок.

– Так что мама? Какая она?

– Она… ну мама. Она ок.

Отлично, я сама убила единственный момент, когда мы могли по-человечески поговорить. Кто меня за язык тянул? Мирик читает дальше.

– Давай я тебя сниму на видео. Ну, помнишь, ты сказал, что можно про нас фильм снять.

– Это не я сказал, это Майя.

– Ну какая разница. Давай тебя сниму. Ты читай. О, читай вслух!

– «Дом – это экзистенциальное пространство человека. Место, где человек вступает в отношения с миром», – без выражения читает Мирик.

– Ужас какой. Ничего же не понятно.

– Ну, тут в целом про то, что дом – важная часть жизни человека и многое определяет для него. Это как продолжение тела, с одной стороны, и продолжение большого мира – с другой. Дом – это не только стены и крыша. Это пространство самовыражения и самоопределения.

– Кру-у-у-у-у-то. Это я понимаю. Дом – продолжение тела и мира… Это я так понимаю. Это прямо как вся моя жизнь.

Мирик улыбается. Улыбается! Я пытаюсь понять, что это значит. Наверное, он доволен, что мы начали разговаривать и я говорю с ним про его дурацкую философию. Я точно довольна. Теперь надо не спугнуть.

– А тебе нравится эта мысль про дом?

– Мне не нравятся мысли. У меня так не бывает. Я просто читаю.

– Ну, ты согласен? – Я улавливаю, что надо просто уточнять вопросы.

– Согласен.

– И я. Что для тебя дом?

– Мы много переезжали. В этом городе два года. Но до этого было еще два города. Дом – где кровать и шкаф.

– А дома хорошо тебе?

– Нет. – Ноль эмоций на лице. Просто «нет».

– А ты любишь дом?

– Наверное, да.

– Так разве бывает?

– Наверное. – Он утыкается обратно в книгу.

– Я все сняла! Я говорю, я все сняла. Будет ролик.

Идея! Дом! Вот эта тема! Мирику дома нехорошо, но он дом любит. А я не знаю, где дом. И что я люблю. А Майя предложила снять фильм про нас. И может, у других в классе тоже есть что-то про дом. Дом – это не только стены и крыша. Это пространство выражения, продолжение меня и мира. Или как там.

– А ты знаешь про других в классе? У них есть дом?

– Есть, конечно.

– Как думаешь, сможем их снять?

– Спроси их.

– Не хочу.

– Ты хочешь снять их истории про дом. Тебе придется спросить. Нет другого способа.

– Это ты в своих книжках прочитал?

– В том числе.

Нет, все-таки он невыносим. Но идея понятная. Придется прийти в понедельник в школу. Вдруг что-то выйдет. Можно начать с девочек. Но больше всего стало интересно про Геру. Почему он такой? Что у него дома? Нет, правда? Что у него там? Может, если узнаю про Геру, то и про свой дом пойму.

– Аделия, я пойду. За мной приехали.

– Давай. А меня папа заберет. Я ему написала, когда передумала уходить из дома. То есть из лагеря. То есть отовсюду.

– Забери печенье с собой?

– Нет. Исключено.

Роза

Выходные. Пора искать Розу. Ян всю неделю писал из своего путешествия. Приключения у него красочные и нелепые. Меня потихоньку затянуло в его историю. На глазах рождался блогер, могу так сказать. Но про Розу никаких конкретных новостей за это время не было. Зато Ян прислал новые контакты наших старых знакомых. Так что я сажусь писать письма семьям, которые могли знать хоть что-то. Одна из женщин была нашей соседкой по улице. Она как раз была последней, кто видел нас с Розой в тот день.

Тогда нам сказали, что нужно уезжать. Я должна была уехать с семьей Розы. А мой папа должен был остаться. Он хотел быть полезным, как и другие мужчины. Я помню, как уговаривала его поехать с нами. Но папа сказал, что все будет хорошо, они постараются отправить меня к маме, и он позже приедет сам. Даже вспоминать страшно. Как все было непонятно, никакого конкретного плана. Все слова казались пустыми и ничего не значили.

Над нами летали самолеты. Были слышны взрывы и стрельба. Несколько раз мы спускались в подвал. В подвале сидеть – тоска. Вообще не так романтично, как в книжках. Очень