Куда улетает Ангел - Владимир Гаврилович

Остановить ее мужчина был не в силах.

Через несколько минут Параскева Максимовна стала успокаиваться.

— Простите, вы так ничего и не узнали о его судьбе? — спросил, глотая слезы, Старосельцев.

— Нет. Но однажды кто-то из выловленных полицаев проговорился. Был такой приказ: мамочек с молочными детьми задерживать и везти в гебитскомиссариаты, якобы потом детей у них отбирали, матерей расстреливали, а малышей затем увозили в Германию… — глубоко вбирая в себя воздух, ответила женщина.

— Знаете, я читал об этом. Был такой спецпроект «Лебенсборн» — в переводе с немецкого «Источник жизни». Под патронажем рейхсфюрера Генриха Гиммлера в 1935 году были организованы приюты СС в составе Главного управления расы и поселений Третьего рейха для «подготовки расово чистых матерей и воспитания арийских младенцев». С 1942 года «Лебенсборн» в массовом порядке занимался онемечиванием маленьких детей арийской внешности с оккупированных территорий Европы и СССР: у родителей отнимали малышей от месяца до трех лет. Согласно доктрине Гиммлера, они не должны помнить своего прошлого…

— Да, я узнала об этом тоже. Через десятки лет. После освобождения района ушла в действующую армию, воевала. Было у меня еще немало страшных минут, когда выбор между жизнью и смертью от меня не зависел. Видела и предательство. Да, и не раз приходилось наблюдать, когда люди, которым верила, топтали свою честь и совесть, думая о том, что через годы все забудется, ничего о содеянном не будет известно, какой ценой твоя жизнь куплена. Много нечисти, по-нашему, по-белорусски, поскуди, встречала, которых, если бы было позволено, сама бы убила, без суда. Некоторых из таких «горе-героев» довелось после войны встретить или читать о них в книгах, но они этого не заслужили. А заслужили те, кто умирал на моих руках, с мыслью о том, что по-другому нельзя, и близкие их поймут, почему они шли осознанно на смерть. Я такой же была, так как дома меня не ждал никто. Я хотела мстить. И себе только смерти. Но Бог меня остановил… Вернулась. Искала сына. Куда потом только не писала, все тщетно. Время примирило с потерей. После войны жила проблемами сестры и ее дочерей. Но сердце болит до сих пор: может быть, мой Максимка остался жив? Однажды, когда я молила Бога: «Подскажи, где мне его искать, в какой точке мира, если он остался жив?», показалось, мне ответили: «Твоей жизни не хватит, чтобы узнать всю правду о сыне. Прости…» И тогда я окончательно успокоилась. Прости, Игнат, что его не уберегла. Я уже не жду чуда.

— Сочувствую вам, Параскева Максимовна… — Дмитрий Васильевич не мог подобрать слов, которыми можно утешить мать, потерявшую все самое ценное в жизни. А она, уже совершенно спокойная, улыбнулась мужчине, как своему сыну.

— Такова моя судьба. Наверное, хотите узнать, почему я вас накануне своего 95-летия уговорила сюда приехать? Но потерпите, мил человек, еще чуть-чуть…

Уходя, она снова поцеловала крест, попрощалась с мужем и дочкой, и не спеша направилась к калитке. Оглушенный рассказом, взволнованный мужчина шел за ней следом. Выйдя за территорию захоронения, Миронова сама закрыла дверцу. Еще минуту постояв здесь, вытирая слезы платком, она, боясь зацепиться за корни деревьев, медленно направилась в сторону, к густому сосновому лесу.

Остановилась недалеко, метров за пятьдесят, между двух сосен. Притихший Старосельцев, подойдя ближе, увидел небольшую металлическую оградку — такую обычно устанавливают покойникам на кладбище.

Тем временем женщина открыла дверцу и подошла к могильному холмику, поцеловала аккуратно выкрашенный в светло-голубой цвет крестик, поправила дрожащей рукой искусственные корзинки и разноцветные ленточки.

— Здравствуй, дорогая! Скучно тебе здесь, дитятко мое? Знаю, что скучаешь. Если бы мамка могла сама это сделать… — Параскева Максимовна не сдержалась и снова заплакала навзрыд, долго не могла успокоиться.

Дмитрий Васильевич на этот раз проявил настойчивость: взял ее за руку и вывел за оградку, а она дрожащим голосом, словно боялась разбудить своего ребенка, пыталась прошептать растерянному человеку:

— Понимаете, здесь покоится моя пятилетняя Зиночка… Здесь и меня нашли, я лежала рядом. Не знаю, кто ее похоронил. Наверное, брат мужа, он, я рассказывала, тогда не успел с партизанами спасти веснянцев и, как говорят, хоронил всех. Там, в сосняке, еще есть еще несколько могил погибших людей. Их догоняли и добивали, а многие все же уцелели, смогли сбежать и выжить…

10

Через двадцать минут автомобиль председателя райисполкома остановился напротив хаты Параскевы Мироновой.

В огородике, радуясь солнцу и воле, усердно искали червей пестрые и красные куры. Их хозяйка немного успокоилась в машине и теперь охотно рассказывала гостю о своей теперешней жизни.

— Все мое нынешнее хозяйство — двенадцать несушек… Нынче пять лет будет, как коровку продала добрым людям и поросенка перестала держать. Тяжело уже, не по годам. Огородик только около дома у меня, в поле от участка давно отказалась. А так всего хватает, пенсия неплохая. Автолавка два раза в неделю приезжает, как раз возле моей хаты останавливается, все, что душа пожелает, купишь. А нет, так племянниц прошу, спасибо, не отказывают, и лекарства мне в Гомеле достают, когда в здешней врачебной амбулатории чего недостает. Грех на них жаловаться. Да и председатель сельсовета — она у нас женщина неплохая, только вот всего боится, что накажут. Пару лет тому уговорила меня помощницу от собеса взять. Я вначале упиралась, неудобно как-то, но она такая напористая, настояла. С той поры приходит хорошая женщина ко мне три раза в неделю, хоть поговоришь с ней зимой, и то дело хорошее для одинокой старухи.

— Так вам действительно по дому помощи никакой не надо? — Дмитрий Васильевич удивлялся, убеждаясь, что у Мироновой кругом порядок: со всех сторон селище окружал ровный забор, дом свежевыкрашен, а от улицы разбит большой цветник.

— У меня хата на хату похожа только снаружи. А внутри как в городской квартире. Дарственную на нее оформила недавно. У племянниц спросила, кому оставить. Решили, что младшей, Иринке. Она и заботится обо мне больше всех, а так летом как дачу, когда уйду из земной жизни, будут использовать: у нас же тут зона чистая, грибов видимо-невидимо, озеро рыбное недалеко. Рай земной! — разговорилась Миронова и тут же опомнилась. — Да что ж это я гостя такого в пороге держу? Проходите, сейчас я вас угощать буду, уверена, таких булочек вы никогда еще не пробовали!

Они вошли в дом, и первое, на что обратил внимание Старосельцев, — знакомый запах трав, больше всего улавливались