Куда улетает Ангел - Владимир Гаврилович

краю деревни, у вырытого некогда строителями республиканского шоссе карьера, — встретила молочным лунным светом, пробивавшимся через раскидистые густые деревья. Они долго катались на качелях, в паре и по одному, достигая верхних густых ветвей сосен. О, чудо! Галка смеялась над его шутками, а у парня они каким-то непонятным образом сыпались как из рога изобилия. Хотя его мучило все это время то, что было сверх понимания: как могло случиться, что Ангел с ним? Разве мог мечтать об этом, да еще в последний вечер прощания со школой?!

Он разом вычеркнул из памяти все плохое, ранее услышанное о ней. Всякое ведь говорили старшие парни-односельчане об его спутнице, особо не стеснялись в признаниях и откровенных оценках. Во всей этой похвальбе да загадочных намеках часто подчеркивалось что-то состоявшееся во время известных провожаний: «Мордаха — что надо, а так — девка как все, ничего особенного».

Впрочем, плохо о ней начали говорить недавно. До этого побаивались многие в деревне Галкиного старшего брата-солдата. Но в прошлом году Николай возвратился домой в цинковом гробу. Село оцепенело от страшной вести: погиб парень в автокатастрофе где-то на Севере. Осталась девушка с неутешной матерью, которая, рассказывали, с горя запила, да старушкой-бабушкой.

Как же вначале ему было больно слушать о ней такое! Алексей огулом проклинал всю деревню, которая так неуважительно относилась к его Ангелу, его мечте. Но затем, отмучавшись полгода, парень несколько успокоился. Старался ее не замечать, как и она не замечала его. Заставил себя думать: «Кто она такая, чтобы он изводил себя?» И в голову настойчиво пробивалась мысль: «Может, и правду о ней говорят…»

Падший Ангел, горделивый и неприступный, тем временем продолжал учиться на отлично и все также лишал разума сельских парней, передравшихся за право быть ее очередным провожатым. Одно Алексей знал точно — она никого не выбирала сама. Ее выбирали! Не верил, что это так, но это было еще одной правдой не в ее пользу.

И вдруг — как это расценить? — она теперь рядом с ним, с тем, кого еще вчера не замечала, и кто мечтал, но не выстраивался в очередь на роль провожатого…

— Ты, Алёша, такой… — Галка вдруг улыбнулась. В лунном свете блеснули ее глаза. Он раскачивал качели, теплый ветерок развевал легкое белоснежное, словно невестино, платье девушки.

— Какой же? — удивился парень, оторвавшись от своих мыслей…

4

— Мамка, а куда ты сегодня собираешься? — Олежек, светловолосый мальчик-солнце, смотрел на мать обиженно. — Не хочешь признаться? Так я сам знаю…

Галина улыбнулась, нежно и участливо, погладив сынишку по головке, хотя на душе у нее было нелегко.

— И куда же, мой медвежонок?

— Я видел. Это телеграмма на телевизоре… Ты так расстроилась вчера, даже плакала, чтобы я не видел. А ведь мне обещала, что никогда не будешь плакать…

— Счастье мое, даю тебе слово: я никогда больше не буду плакать, только улыбаться. У нас ведь все хорошо, так, Олежка?

— Да, я так люблю тебя… Ты по правде никуда не поедешь? Пообещай тогда! — обрадовался мальчуган.

— Я не знаю, медвежонок. Мне, конечно, надо съездить в одну деревню. Я там родилась. Там жили мои папа, мама, брат, бабушка. Я училась там в школе… Понимаешь, когда я совсем молода была, еще меньше лет, чем нашему Миколке, дурочка совсем… Совершила непростительную глупость…

— Мамка, я знаю, как называется эта деревня. Прочитал в телеграмме — Ветчин?

— Догадливый ты мой, сыночек. Это название моей деревни. Именно оттуда пришла телеграмма.

— А что оно значит?

— Вот те на, я как-то об этом и не задумывалась… Знаешь, что? Вот я поеду и расспрошу у одной старушки-соседки, если та жива… — расстроилась Галина Петровна, поймав себя на мысли: она действительно мало что знает о своей родной деревне, а ей, учительнице, нехорошо это…

— А когда ты поедешь?

— Вечером, наверное. Миколка наш приедет ближе к обеду, и ты с ним останешься…

— Ура, братик приедет! — запрыгал на диване ребенок. Эта его искренняя радость передалась и женщине. Галина, поцеловав мальчишку, направилась в кухню, чтобы приготовить сыновьям еду на завтрашний день.

Она все же была взволнована новостью. За своим маленьким счастьем, что вдруг поселилось в ее квартире и в жизни, совсем забыла о запланированной еще пять лет назад встрече одноклассников. С надеждой ездила в деревню и на десятилетие окончания школы, и на пятнадцатилетие, и двадцатилетие. Встречи проходили чудесно, однако ей всегда было грустно. Она все-таки продолжала надеяться на чудо. На случайность, которую осуждают в произведениях талантливых писателей бездарные критики, не способные сами творить. Но чуда не происходило, не случалось. И она понимала, отчетливо и трезво, что в этом виновата сама…

Потом все забывалось, все снова забывалось на пять лет.

Сыновьям она решила обязательно запечь в духовке курицу. И, улыбнувшись себе, принялась натирать ее солью и пахучими приправами. В этот момент ей вспомнилось другое, счастливое и горестное, что изменило жизнь и принесло столько радости в ее дом. События многих лет сменялись одни за другими.

5

Вторую часть долгого пути Алексей Николаевич размышлял о своей жизни. Разве может он на нее пожаловаться?

Он любил свое дело, профессию, свой научно-исследовательский институт. Благодаря работе стал известен в различных кругах. Автор и соавтор многих работ. Член союзов творческих и ученых советов. Где-то в чем-то побеждал, получал признание как профи на государственном уровне. Но любое очередное звание лауреата давно не грело самолюбие состоявшегося ученого. Однако не только ради праздного любопытства Савич исколесил полмира.

Он просто любил жить. Поэтому и в бытовом плане все строил так, как хотел. Квартира, машина. В пригороде в прошлом году приобрел дачу. Небольшую, но уютную. С садом и современным ландшафтным дизайном…

И в сорок два собой еще недурен. Редкая седина, правда, уже угадывается. Выше среднего роста, худощав, подтянут. В общем, завидный кавалер, как говорит его сестренка Зинка, жаждущая всевозможными способами перетащить брата на ПМЖ на историческую родину. Но он шутил в ответ, упирался, как мог: привык к российской действительности, жесткой, не дающей расслабиться жизни. Его все устраивало в Ленинграде-Питере. Там есть все, чтобы реализовать себя в полной мере. В Беларуси, отшучивался, хорошо быть пенсионером, чтобы потихонечку тратить богатство, накопленное годами.

Но, что греха таить, с годами все больше тянуло сюда, в вылизанный и чистенький Минск. Сестры и мама часто гостили у него, скрашивая холостяцкую жизнь. Может быть, в этой их заботе и есть смысл человеческого счастья? Но