Сердце женщины - Мухаммед Паруси Матви

Придя в себя, она почувствовала резкую боль внизу живота. С трудом добралась до дому. Но скрыла свое состояние от мужа — чего доброго, он еще запретит ей участвовать в движении сопротивления, ведь она ждет третьего ребенка. Однако ей делалось все хуже и хуже, надо было обращаться за помощью к врачу.

Врач уложил ее в больницу. Халима сказала там, что упала с лестницы и почувствовала схватки: ведь если колониальная администрация узнает правду, Халиму отдадут под суд. Врачи предписали ей побыть в больнице по крайней мере три недели, поскольку выкидыш может стать опасным для ее жизни.

Халима лежала в постели, Абдальхамид сидел рядом, прося жену поберечь себя и жизнь будущего ребенка. Он внушал ей, что она уже выполнила свой долг перед родиной. Но Халиме не терпелось продолжать борьбу. Никогда еще совесть ее не была такой спокойной, как при выполнении заданий. Отказ от борьбы стал бы укором ее совести на всю жизнь. Желая успокоить Халиму, Абдальхамид сделал вид, что во всем с нею согласен, что после выздоровления ей будут поручены новые задания. Потом он простился с женой, обещав навестить ее, когда представится возможность, — ведь за ним все еще следила тайная полиция.

Халима осталась одна. Несмотря на то, что палата, где она лежала, была полна женщин, Халима ничего не замечала вокруг — она погрузилась в себя. Она не слышала жалоб одной соседки, не замечала тоскующего взгляда другой, не обращала внимания на бесконечные сплетни и болтовню.

«Проклятый солдат! — думала Халима. — Если б у меня было оружие, я бы нашла, как ему ответить… Дикарь, подонок!.. Слепое орудие бездушных насильников… Безродный бродяга. Империализм опирается на наемников. Они думают сломить волю народа. Этому никогда не бывать… Как бесчеловечно обошелся со мной этот мерзавец. Я просила Абдальхамида дать револьвер. Так нет же, боится, а жаль. Не хочет, чтобы я убивала, стреляла, уничтожала этих зверей. Ах да, сегодня же патриотки в мечети Зейтуна начинают голодную забастовку, а я, как пленница, должна лежать здесь, в этой проклятой кровати… Я обещала Абдальхамиду остаться в больнице. Если бы не это обещание! Я бы сбежала в Зейтуну. Я сама агитировала за эту забастовку, и меня в мечети ждут… Но что делать!

К Халиме подошла медсестра, чтобы сделать укол, и вернула ее в реальный мир больных и страдающих женщин: эта стонет, той дурно, третья со слезами рассказывает о другой жене своего мужа, о страданиях, ревности, зависти. Дом ее превратился в ад, муж мечется от одной жены к другой, в результате она попадает в больницу: у нее после скандала с соперницей — выкидыш. Та схватила ее за волосы и едва не сунула головой в раскаленную печь. Она так сильно испугалась, что, не отдавая себе отчета в том, что делает, укусила соперницу в грудь и с воплем выбежала на улицу. Собрались соседки, пошли расспросы. Позора не оберешься. И вот — больница.

— Проклятая собака!.. — в ярости больная чуть ли не шипела. — Она бесплодная. Это его первая жена. Он женился давно, и у них не было детей. Женился в молодости и по любви, всегда был у нее под пятой. А я? Да наставил бы Аллах на верный путь моего отца! Зачем он отдал меня замуж против воли? А муж хотел одного: чтобы я родила ему ребенка, продлила бы его род, чтоб он насладился наследником. А та жена? Она притесняла и унижала меня, помыкала, как служанкой. Когда же я забеременела, то стала завидовать, ревновать…

У Халимы иссякло терпение слушать болтовню соседки.

— Где ты живешь, женщина? — прервала она ее. — В Тунисе? Нет, ты не из Туниса! Для тебя враг — не тот, кто угнетает народ. Для тебя враг — соперница, с которой ты воюешь не на жизнь, а на смерть! А посмотри-ка, что творится вокруг! Каждый день все новые жертвы, борцы против колониализма подставляют грудь под пули и умирают с именем родины на устах. А ты воюешь с соперницей, когда твой народ борется с силами колонизаторов за свободу и независимость. Не лучше ли вам обеим объединиться в борьбе с поработителями?..

Медсестра, заметив шум в палате, вернулась и услышала последние слова Халимы. Она сделала вид, что забыла измерить ей температуру. Склонившись над больной, прошептала ей на ухо:

— Дорогая Халима! Я знаю, кто ты. Будь осторожна. Не все здесь в палате думают так, как ты. Завтра расскажу все.

Потом медсестра повернулась к остальным:

— Потерпите, если эта женщина будет кричать. У нее лихорадка. Температура сорок градусов. Прошу вас, ведите себя тихо из сострадания к ней. Она тяжело больна, дома у нее остались дети.

На другой день в полдень опять появилась та же медсестра. Обошла больных, спрашивая об их состоянии и измеряя температуру. Последней была Халима. Окончив опрос, сестра незаметно сунула ей в руку записку. Подмигнула и отошла.

Халима не спешила прочесть записку. Она дождалась ухода сестры. Закрыла голову одеялом и развернула записку.

«Я знаю, кто ты, — прочитала она, — хотя ты поступила в больницу под вымышленным именем. Не нужно вести такие речи, как вчера. Женщина, которая рассказывала вчера о сопернице, — жена одного из прислужников империализма. Будь осторожна. Ты нам нужна. Ты меня не знаешь, но я знаю тебя с того дня, как ты вступила в партийную ячейку. Мы живем в одном квартале. Я здесь тоже выполняю задание. Повторяю, будь осторожна. Я потом вернусь и возьму от тебя эту записку».

Халима была потрясена.

«Еще один вид движения сопротивления, — думала она. — А ведь я и раньше предполагала… И здесь — любовь и преданность родине. Теперь понятно, почему Абдальхамид настаивал, чтобы я легла именно в эту больницу. Значит, он спокоен, пока я здесь. Милый Абдальхамид! Как много хорошего он для меня сделал!..»

10

Халима стала вести себя спокойнее. Она подчинялась всем советам и указаниям медсестры Суад. Через нее узнала и о важных событиях движения национального сопротивления. Когда Халиме разрешили на два часа в день вставать с постели, она перезнакомилась с больными из ближнего корпуса. Сколько же страданий переносят люди! Почти каждый больной мог рассказать о преступлениях империалистов, у каждого за плечами были дни напряженной борьбы. В сердце Халимы разгорелась ненависть к врагам ее отечества, ей как можно скорей хотелось вернуться в ряды активных борцов.

Однажды она, по