Русский остаток - Людмила Николаевна Разумовская

раз веселую и как бы даже по-язычески зажигательную. И снова вызвала бурю восторга. А бедный Федор сидел, все более вдавливаясь в кресло. Он даже не сумел встать и, как другие, преподнести свой букет, вновь сраженный ее поразительным искусством и вулканическим темпераментом.

В самом конце вышла пара, кажется из Рыбинска, и по тому, как их радостно приветствовали зрители, было ясно, что они не новички, что их давно знают и любят. Они начали коронную свою песню об Александре Невском. И зал подхватил, отбивая ладонями ритм ее вдохновительного припева:

Ой, веди нас, княже,

Пусть в бою поляжем,

Встанем вместе, как один,

Русь врагу не отдадим!

А после зал не выдержал и, как один, встал. Встал и Федор. И ему, как и всем в зале, захотелось вместе с Александром Невским – на коня, на врага, под мечи, под пули, не все ли равно! Лишь бы спасти ее, ее, всем сердцем возлюбленную, запаленную со всех сторон врагами, горящую, но не поверженную на колени Русь!..

Народ всегда вспоминает своих героев в годину опасностей, забываемых в обыкновенное время, вспоминает тех, кто является символом нации, кто объединяет, вот как сейчас объединил князь Александр Невский весь этот в несколько сот людей зал. А если бы… это спели не здесь, а… на каком-нибудь стадионе, на рок-концерте? Объединил бы кого-нибудь там благоверный княже Александр Невский? Федор растерянно оглянулся и оглядел зал. Лица у всех зрителей сияли умиленно и растроганно, все по-прежнему отбивали такт ладонями, и многие со слезами на глазах подпевали. Но что-то ему показалось в этом единодушно настроенном зрительном зале… подозрительным. Он не сразу сумел понять, чтó его смутило. А потом понял и, если бы мог, заплакал. Зал на девяносто процентов состоял из пожилых и среднего возраста женщин. Кое-где мелькали старички и совсем немного молодых лиц обоего пола. Что же получается? Встанут «вместе, как один» защищать Русь… кто? Пожилые женщины? Матери и бабушки?.. А добры-молодцы – по пивным ларькам и рок-концертам?!.

Где же ему найти тех мужчин, последних пассионариев, и есть ли теперь они, те, кто сможет защитить от многоликого и невидимого врага сегодняшнюю Русь?..

После концерта он зашел за кулисы. Увидев его с букетом, Тамара не удивилась и, выслушав его вдохновенные комплименты, отстраненно-утомленно приняла букет. Потом спросила, где он остановился. Федор нигде не остановился. С вокзала он прямо отправился на концерт. И теперь, наверное, обратно в Москву, проводив ее, если она позволит, в гостиницу.

– Я не в гостинице, я у подруги, – пояснила Тамара. – Если хочешь, можешь, конечно, проводить.

Шли пешком, подруга жила недалеко. Федор молчал, погруженный в переживание самого фантастически-невероятного факта, что он ее провожает. Тамара тоже молчала. Наверное, переживала успех, а быть может… Он не стал гадать: женская душа – тайна.

Они подошли к дому.

– Я одна, подруга на даче, если хочешь, можешь зайти попить чаю, – вдруг просто сказала Тамара.

Как это?.. Зайти попить чаю? С ней?! Он будет с ней наедине?! Но это… невероятно! Сердце бешено заколотилось.

– Если это удобно… спасибо, – прохрипел он.

– Чего неудобного-то? – усмехнулась Тамара. – Зайдем, чаю попьешь – делов!

Со двора они поднялись по крутой лестнице куда-то на самый верх. Порывшись в сумочке, Тамара достала ключи и открыла дверь. Нашарила выключатель. Тускло освещенный одной висевшей без абажура лампочкой, перед глазами возник длинный, узкий коридор с обшарпанными обоями.

– Иди вперед, последняя дверь налево.

Федор послушно выполнял ее команды.

Они вошли в большую, захламленную комнату с задернутыми наглухо тяжелыми занавесками. Беспорядок подчеркивала разобранная кровать и грязная посуда с остатками еды на круглом столе, как ни странно, покрытом чистой скатертью.

– Я устала, – сказала Тамара и вытянулась на диване.

– Вы только скажите, где у вас кухня, и… я сейчас все приготовлю…

– Погоди. Иди, сядь сюда. – Она указала ему на место рядом с собой.

Федор присел на краешек дивана с замиранием сердца, стараясь не угадывать, что может последовать вслед за этим приглашением.

– А теперь наклонись и поцелуй меня, – приказала Тамара.

Федор послушно наклонился, в полутьме он увидел, как жадно расширились ее прямо глядевшие в него зрачки. Она обняла его и притянула его голову к себе, но он вдруг, как уж, выскользнул из ее рук.

– А как же ваш муж?.. – с ужасом спросил Федор.

– Муж… – медленно произнесла Тамара, и огромные зрачки ее превратились в узкую щель. – Разве тебе это так важно?

В самом деле, какой он дурак! При чем здесь ее муж, когда она – она! – вот так лежит перед ним в полной готовности отдаться в его волю!.. Все его представления о порядочном и должном, все, что с детства внушалось ему родителями и катехизисом, все стремительно и бесповоротно отступило прочь, открывая пути к неудержимому, как хлынувшая в открытые шлюзы вода, желанию…

Часть восьмая

1

Деньги, одолженные у Галины, быстро закончились. При том что Ирина умела экономить, они растаяли буквально на глазах. Она умела экономить на еде и одежде, но экономить на транспорте, врачах и лекарствах для Лизы и поездках к Юре в «Кресты» не было никакой возможности. Они стоили столько, сколько стоили. Пренебрегая гордостью, она снова и снова обращалась к Галине, та давала ей деньги с удивительной щедростью и охотой, но и Галина не сумела бы обеспечить ее жизнь с тремя детьми на непонятно какой срок. Даже если Юру и выпустят досрочно, не окажется ли он с подорванным в заключении здоровьем для нее обузой вместо того, чтобы стать помощником и опорой?

Все чаще ее одолевали тяжелые мысли. Работать она по-прежнему не могла, младшей дочери исполнился всего год, девочка росла нервной, и если отдать ее в ясли, где ребенок будет только без конца болеть, много ли она заработает? И кто ее будет, такую работницу, держать? Да ведь у нее и нет никакой профессии! Что это за профессия – официантка!

Но дело даже не в этом… Она не могла смотреть Лизе в глаза. Лиза не пошла в школу, она боялась выходить на улицу, она вздрагивала и начинала тихо плакать, когда кто-то звонил по телефону или в дверь квартиры, она плакала даже, когда невольно Ирина повышала голос на расшалившуюся Варю. Она вообще не выносила никакого шума. И никаких мужчин. Как-то раз Ирина включила телевизор (немного развеяться). Услышав грубые, агрессивные интонации, девочка громко закричала: «Выключи! Выключи это!» – с ней