Человек, который любил детей - Кристина Стед

но ты мне был не безразличен, и я нуждалась в твоей поддержке. Но тебя рядом не было. Я смотрела на городские огни, представляя, как где-то за освещенным окном Берт своими сладкими речами охмуряет очередную девицу, и думала: почему он не выкроет для меня хотя бы один вечер? Ох уж та зима!

– Ну и хорошо, что я тебя не навещал! И без того…

Хенни взглянула на него с ненавистью:

– Я знаю, откуда растут ноги у анонимки. Это ты хвастался всем подряд, что спишь с женой начальника управления, наставляешь ему рога, пока он в отъезде. Все об этом знали: я видела, как на меня смотрели.

– Почему же ты меня не остановила – и себя тоже?

– Все, Берт, больше не могу, сейчас закричу.

– Нет, не закричишь, – встревожившись, он быстро поднялся из-за стола, протянул ей шаль, – ты же не истеричка. Давай так: ты сходи пока в кино, а после работы увидимся, хорошо?

– В кино я буду просто тупо пялиться на экран, ничего не увижу. И как же мне быть? Лучше бы пройтись по магазинам, но у меня нет денег.

– У меня тоже, – бесцеремонно отрезал он. И уже более любезным тоном добавил: – В общем, позвони мне, милая – или, лучше, подожди меня в том же кабаке. «Детка, это не кабак, а помойка». Ха-ха. Слушай, у тебя есть деньги на кино или ты совсем на мели?

– Побирайся я на улице, ты бы мне и доллара не подал, – угрюмо констатировала Хенни. – Пошел ты к черту, Берт! Я буду в баре. Может быть.

– Вот и хорошо. Жди там, старушка. – Настроение у него поднялось. Он поцеловал Хенни. – Ну все, до встречи. Будь умницей.

Всю вторую половину дня она гуляла по городу, иногда присаживаясь где-нибудь на скамейку, заглядывала в лавки подержанных вещей, снедаемая безысходностью, бродила по магазинам. Наконец в назначенный час она встретилась с Хасси, сказала, что еще должна увидеться «с приятелем» в одном баре, но потом все же сообщила ей название заведения, и Хасси дала ей еще немного денег, только на один коктейль, так как она уже купила платье для Эви. Хенни прождала больше часа, сидя за столиком перед своим единственным коктейлем, но дверь все не открывалась так, как ее обычно бесшабашно распахивал Берт. Потом дверь все же отворилась, но это вошла Хасси, с решительным выражением на лице. Сев рядом с сестрой, она минут пять настойчиво уговаривала ее покинуть бар, и Хенни, с темными кругами под глазами, наконец-то сдалась.

– Я и звонила ему, – сказала она. – Дай еще монетку. Надо позвонить ему домой. Вдруг что-то случилось.

– Хенни, не будь дурой.

– Все равно не верю, что он мог так со мной поступить.

– Пойдем к нам, перекусим, я позвоню Сэму, скажу, что ты заночуешь у нас. Ну а потом ты вернешься домой и будешь расхлебывать кашу. В субботу я приеду и поговорю с Сэмом. Тебе надо на время уехать. Ты на последнем издыхании.

Они пошли из бара. Полная женщина средних лет вела под руку несчастную беспутную сухопарую женщину. За ними с любопытством наблюдали веселившиеся в баре парочки, вслед неслись смешки. Три девицы у входа разразились безудержным хохотом.

Глава 10

1. Детская

Хенни два дня прогостила у Хасси. Особо не думая о своих невзгодах, просто сидела с книгой в руках или проводила время в обществе Хасси, или Кэти, или служанки в затемненной комнате в глубине дома с линолеумом на полу и мебелью из мореной сосны – читала, плела кружева, пила чай или кофе. Она починила одежду на куклах из коллекции Кэти, заглянула в старый сундук с серебром, который Хасси увезла из Монокаси в качестве своей доли наследства. Там же лежали две статуэтки из дрезденского фарфора – две пастушки: одна в черном кружевном платье, вторая – в белом. Эти фигурки Луи обожала с самого детства. Завернув их в тряпку, Хенни подошла к Хасси и спросила, можно ли взять статуэтки для бедной девочки, которой они всегда так нравились.

– Как подумаю, что мы втягиваем бедную девочку в наши вонючие разборки, от стыда сгораю, хоть вешайся, – добавила она.

– Мне они точно не нужны, – разрешила Хасси, хлопотавшая по хозяйству в красивом переднике в синюю полоску. В дом через заднюю дверь с проволочной сеткой из рыбной лавки проникал соленый вязкий запах сырого цементного пола. Хенни ненавидела рыбу и весь день добродушно жаловалась на эту вонь. Рыбой пропитались занавески, клеенки, кухня, говорила она, а Кэти лишь морщилась. Худышка с осиной талией, она почти ничего не ела в силу своей утонченности. Отец ее зарабатывал продажей продуктов питания, изготовленных из потрохов, обожал рубец, фаршированную гусиную шейку, куриную гузку; мать, плотная крепкая женщина, ударом руки убивала рыбу, обваливала ее в соли, смело погружала руки в бочки. Как-то раз Кэти увидела, как мать свернула курице шею, и с тех пор не могла есть птицу. Мясо кролика она тоже в рот не брала, потому что однажды ей случилось увидеть, как его свежевали. Она вообще ничего не могла есть, кроме отбивных из ягнятины. Все шло к тому, что она станет идейной вегетарианкой; просто бедняжка в силу своего юного возраста пока не имела никаких прав и была вынуждена питаться тем, что ели в семье. Она с удовольствием проводила время в обществе тети Хенни, на все отзывавшейся возгласами «чушь» и «дрянь», и с округлившимися глазами слушала истории о презренных людишках, паршивых от лепры, бесхребетных от костоеды, моральных и физических уродов, которых Хенни с Хасси знали лично или просто встречали на улице.

Каждые несколько часов Хенни звонила домой, чтобы справиться о Чарльзе-Франклине и выяснить, чем занимается сегодня «отец детей», чем Луи кормила их на обед, когда легли спать накануне, долго ли вечером пели и плясали с «отцом детей», болит ли ухо у Малыша Сэма. Ночью она ворочалась в постели, то и дело включала свет, пытаясь читать популярные романы, хоть и считала, что все это чтиво – «тупой вздор», «мерзость» и «чушь». И все ждала, что Сэм приедет за ней или пришлет письмо, извещая ее, что он подал на развод. Ей это было все равно. Жизнь ее превратилась в руины, и она предпочитала вообще не думать о ней. Но на третий день, в субботу, Хенни села в поезд и поехала в Аннаполис. И когда увидела на газоне бегающих малышей, сердце ее