Человек, который любил детей - Кристина Стед

Наконец и Луи, с опозданием на полтора часа, поплелась в школу. Щеки у нее были красные, глаза тоже, и всю дорогу до школы она рыдала, никак не могла успокоиться. Прохожие удивленно смотрели на нее, но она ничего не замечала вокруг, и ей было все равно, как она выглядит. В школу она добралась незадолго до перерыва на обед. На школьном дворе было безлюдно. Луи сразу отправилась в своей класс, где урок вела мисс Эйден. Несколько девочек, что встретились ей на пути, провожали ее изумленными взглядами, но Луи не обратила на них внимания. Когда вошла в класс, все, кто там был – и учительница, и ученики, – ошарашенно уставились на нее. Из-под грязной блузки с оторванными пуговицами выглядывало драное застиранное нижнее белье; на юбке, с пятнами от еды, порван подол; на ногах – стоптанные туфли, чулки забрызганы грязью. Длинные волосы, обычно заплетенные в косы, висели мокрыми космами, покрасневшее лицо распухло от слез.

– Что случилось? – тихо спросила мисс Эйден, строго велев ученицам смотреть в учебники.

– Ничего, – ответила Луи.

– Ты плакала, Луи.

– Мама заболела.

– Садись на место, – беспомощно сказала учительница, быстро застегивая и поправляя на Луи одежду. Во время перерыва на обед она позвала Луи в пустой класс и позаимствованной у кого-то иголкой с ниткой зашила ей юбку.

5. Прощай, Берт Андерсон

Сэм весь день провел в Балтиморе и на этот раз даже не вернулся домой к ужину. Вечером, около семи часов, Хенни еще раз позвонила в Вашингтон, в квартиру Берта Андерсона, где он обычно бывал по вечерам, и договорилась встретиться с ним на следующий день. Мрачнее тучи, она пришла в кухню, где Луи начищала ножи.

– Я поеду в Вашингтон повидать одну давнюю приятельницу, – сказала она девочке. – Мне необходима юридическая консультация, если я хочу когда-нибудь выбраться из этой засасывающей ямы. Отцу, пожалуйста, не говори, а то у меня опять будут неприятности. Поняла?

– Да, мама.

Хенни позвонила Хасси, спросила, сможет ли та встретиться с ней в городе (в Балтиморе) завтра рано утром, чтобы обсудить один очень важный вопрос. У нее еще действовал сезонный билет до Балтимора, а до станции, гневно сказала она, «я поползу на четвереньках, если не достану денег на такси». На столе Сэма он оставила записку с просьбой дать ей денег на поездку в Балтимор к адвокату, потом поужинала карри, которое приготовила для себя из холодного мяса и изюма, с чатни[151] и чашкой чая и закрылась в своей комнате, решив не выходить, пока не придет время ехать в Балтимор.

– Не хочу пережить еще одну такую сцену, – сказала она себе.

Позже она заварила себе чай и легла, пытаясь читать сагу о благородном семействе из гористого района Джорджии. Эту книгу она принималась читать трижды, но каждый раз бросала, ведь она, Хенни, не имела в услужении «красивых дорогостоящих негров, которые лизали бы ей пятки». Она и теперь ее отшвырнула. Действительно, где найти героев, которые придут на выручку, и как вообще можно преуспеть в этой жизни, с ее-то склонностью к расточительству?

– Да, я неудачница, – бурчала Хенни. – И почему это никто не пишет романов о голодранках вроде меня? Хотя понятно. Кто станет покупать такие книги?!

К пяти часам утра Хенни наконец уснула, а пробудившись, обнаружила, что Сэм опять уехал в Вашингтон. Денег он не оставил и не просил ничего передать на словах.

Злая, она отправилась на вокзал пешком, минуя по пути убогие домишки, автозаправку, захудалые магазинчики, рюмочные, ангары для лодок. Перейдя по мосту, пошла мимо рынка, потом – по мощенной камнем центральной улице, обогнула здание законодательного собрания штата и наконец добралась до вокзала. За его приземистым зданием на путях стоял состав из нескольких вагонов без тепловоза, который, казалось, никуда не собирался ехать, а как будто спал и ведать не ведал ни о каком расписании. Но в назначенное время поезд пришел в движение и с грохотом покатил мимо заброшенных домов, через реку Северн, мимо лесистых холмов, которые Хенни люто ненавидела, и 40 минут или час спустя прибыл в Балтимор. Выйдя из здания вокзала, Хенни сразу увидела знакомый зеленый автомобиль и, прихрамывая, направилась к нему. Как же болят ноги! Верная Хасси, более заботливая и внимательная, чем обычно, дождалась, пока ее взвинченная сестра сядет в машину, и затем спросила:

– Ну, дорогая моя, что стряслось на этот раз? Ты, наверное, хочешь чего-нибудь выпить? Для меня еще рановато, но, если желаешь, можем зайти в «Хай-Хо».

– Мне нужны деньги, хочу поехать в Вашингтон. И не хочу никогда больше видеть этого лицемера-пустобреха, – как всегда, отрывисто объяснила Хенни. – И еще, Хасси, хочу, чтобы ты дала мне в долг сколько можешь. Я в глубокой заднице.

– А когда ты не была в глубокой заднице? – дружелюбно заметила Хасси. – Из-за чего сыр-бор?

– Какой-то мерзавец прислал моему козлу-мужу анонимку на клочке газеты, чтоб было чем подтереть сама-знаешь-что, прошу прощения. Так вот он написал Сэму, что Чарли – не его сын! Вот бы найти этого подонка и посадить его в Алькатрас; таких надо наказывать по всей строгости закона. – Хасси молчала, выполняя сложный поворот, но, когда вывела машину на булыжную мостовую, мягко спросила:

– Мне, конечно, все равно, старушка, но как было на самом деле?

– По-твоему, – сердито отвечала Хенни, – я такая дура, что позволила бы какому-то ловеласу?..

– Не знаю. Думаю, Хенни, ты ведешь себя ужасно глупо.

– А как бы ты поступила на моем месте, позволь спросить? Пошла бы на компромисс? С кем? С западным ветром? С мистером В-каждой-бочке-затычка? И ближайшие двадцать лет влачить в «благородном» обществе самодовольного святоши, который не способен быть приличным мужем? Ты знаешь, как с этим быть? Не будь занудой! Ты сама не понимаешь, о чем говоришь.

– Боже, – вздохнула Хасси. – Вообще-то, я ни слова не сказала. Не злись. Просто зря вы с Сэмом поженились, вот и все.

– Для меня любой брак закончился бы катастрофой, – фыркнула Хенни, запрокинув голову назад. – Я создана для радостных волнений.

Хасси прижалась к обочине и заглушила мотор.

– Ладно, давай зальем наши горести вином. Вообще-то, мне надо быть в магазине, сестрица, но теперь ты можешь рассказать мне, что произошло. Что этот негодяй написал в своей анонимке? Как пить дать что-то очень гадкое,