За гранью. Поместье - Джон Голсуорси

жеребца: во дни моей молодости такой и носа своего длинного на скачки не сунул бы. И потом, я теперь половину скакунов и жокеев просто не могу узнать по цветам. Это портит мне все удовольствие. Раньше на трибунах были все свои – теперь уж нет. Джорджу следует проявлять осмотрительность. Не представляю, к чему мы идем!

Эту последнюю фразу Марджери Пендайс выслушивала по разным поводам и от разных людей вот уже тридцать четыре года. Она привыкла к мысли, что ее окружают люди без воображения, так же как привыкла к тяжелой пище и угнетающему комфорту Уорстед-Скейнс: все это стало частью ее жизни наравне с утренними туманами и дождями. Фраза: «Не представляю, к чему мы идем!» – была несносна Марджери Пендайс в это конкретное утро лишь потому, что ее нервы походили на натянутые струны, а сердце разрывалось. Но и тут привычка взяла верх – миссис Пендайс промолчала.

Генерал, вообще не охотник до ответов, развивал мысль:

– Попомни мое слово, Марджери: выборы будут не в нашу пользу. Отечество в опасности.

– Думаешь, Чарлз, либералы в самом деле победят? – с легкой тревогой произнесла миссис Пендайс. На самом деле тревоги она не чувствовала, а интонацией была обязана обычаю.

– Думаю? – воскликнул генерал Пендайс. – Да я каждый вечер Господа Бога молю, чтоб не допустил до этого!

И он уставился поверх своих рук, сложенных на серебряном набалдашнике ротанговой трости. Глядел генерал в стену, и было в его застывшем взоре нечто универсальное для представителей его сословия – некое предчувствие, отчасти осмысленное и не категорически эгоистическое. Ибо предкам генерала Пендайса удалось передать ему, заодно с радением о личных интересах, еще и неспособность хотя бы допустить мысль, будто, блюдя свои интересы, он тем самым не печется о благе Отечества. Миссис Пендайс, которая нередко замечала такой же взгляд у мистера Пендайса, вся подалась к окну, откуда слышался уличный шум.

Генерал поднялся.

– Что ж, Марджери, – сказал он, – если ты не нуждаешься в моих услугах, я, пожалуй, пойду. Тебя, наверное, ждут модистки. Передай привет Хорасу, да скажи, чтобы больше не слал мне таких телеграмм.

Генерал не без труда склонился над рукой своей невестки, пожал эту руку с истинной учтивостью и родственной симпатией, взял свою шляпу и вышел. И наблюдая, как он спускается по лестнице, отмечая и его напряженные покатые плечи, и седые волосы, гладко зачесанные со лба к затылку, и дрожь поджарых коленей, миссис Пендайс прижала руку к груди и вздохнула, ибо в лице генерала как будто удалялась от нее вся прежняя жизнь, а это зрелище любого растрогает.

Глава 3. Миссис Беллью избавляется от балласта

Сидя на кровати, миссис Беллью подгоняла друг к другу две половинки письма; подле нее была шкатулка с драгоценностями. Достав аметистовое колье, изумрудный кулон и бриллиантовое кольцо, миссис Беллью обернула их ватой и спрятала в конверт. Далее одну за другой она вынула и положила на колени остальные вещицы и некоторое время любовалась ими. Наконец, отправив в шкатулку два колье и два кольца, миссис Беллью поместила прочее в зеленую коробочку и, прихватив и ее, и конверт, вышла из дому. Она наняла хэнсом, доехала до почтамта и отправила телеграмму следующего содержания:

«Клуб стоиков», Пендайсу. Будь в студии с шести до семи. Э.»

С почты она пошла к знакомому ювелиру, и не один мужчина, которому она попалась на пути – румяная от быстрой ходьбы, с затаенным огнем во взгляде, этим признаком внутреннего пожара, – замедлил шаг и горько пожалел, что не знает ни кто она, ни куда направляется. Ювелир извлек драгоценности из зеленой коробочки, взвесил по очереди и стал пристально рассматривать сквозь увеличительное стекло. Это был субтильный человечек с желтым морщинистым лицом и жидкой бороденкой; определив в уме стоимость вещей, он взглянул на посетительницу и приготовился назвать сумму куда меньшую. Миссис Беллью сидела, опершись локтями на стойку, устроив подбородок в ладонях; она глаз не сводила с ювелира, и по неведомой причине он назвал истинную сумму.

– И только-то?

– Да, сударыня, это максимальная цена.

– Ладно. Тогда выдайте мне эти деньги наличными.

Ювелир часто заморгал.

– Сумма крупная, да и ситуация нестандартная. Мы не держим таких денег в конторе.

– Ну так пошлите за деньгами в банк, или я обращусь к другому специалисту.

Ювелир сложил ладони и принялся их потирать, изрядно нервничая:

– Подождите здесь минутку, я должен посоветоваться с компаньоном.

Он вышел, и миссис Беллью некоторое время провела под косыми и тревожными взглядами ювелира и его компаньона, что наблюдали за нею из смежной комнаты. Затем ювелир вернулся и вымучил улыбку. Миссис Беллью сидела, где ее оставили.

– Вам повезло, сударыня: кажется, мы можем удовлетворить вашу просьбу прямо сейчас.

– Я бы взяла банкнотами, и дайте мне лист бумаги.

Ювелир принес бумагу, миссис Беллью черкнула несколько фраз, положила письмо в конверт, который был при ней, запечатала его и написала адрес.

– А теперь поймайте мне кеб, будьте любезны!

Ювелир поймал кеб.

– Набережная Челси!

Кеб повез ее прочь.

И снова мужчины оглядывались на миссис Беллью, даром что движение на людных улицах было затруднено. Кебби, который высадил ее у моста Альберта, долго переводил глаза с монет, которыми расплатилась пассажирка, на ее удаляющуюся фигуру; затем одобрительно поднял большой палец и развернул кеб, ожидая новых седоков.

Весьма энергично миссис Беллью дошла до поворота, сразу за которым оказался садик с тремя тополями, высаженными в один ряд. Без колебаний миссис Беллью отворила зеленую калитку, ступила на дорожку и замедлила шаг только у первой из зеленых дверей. У третьей двери стоял молодой человек с бородкой, по виду – художник. Понимающе улыбаясь, он проследил, как приблизилась миссис Беллью, как достала ключ, вложила его в замочную скважину, отперла дверь и скрылась.

Лицо миссис Беллью словно подкинуло сюжет молодому художнику. Подперев свою дверь, чтобы не закрылась, он вынес мольберт и холст, установил их так, чтобы видеть дверь, впустившую миссис Беллью, и занялся наброском.

В этом уголке садика был разрушенный каменный фонтан с тремя каменными лягушками; над скульптурной группой нависал так называемый смородиновый куст[70] в полном цвету. На заднем плане была опять же зеленая дверь, наискось рассеченная солнечным лучом. Проработав около часа, художник занес мольберт обратно в студию, а сам пошел перекусить.

Миссис Беллью появилась вскоре после его ухода. Она закрыла дверь и некоторое время стояла неподвижно, затем вынула из кармана пухлый конверт и опустила в почтовый ящик. Наклонилась, подняла палочку