Былые дни детей и псов - Сюэдун Чжан

он не заходил, а на самом деле его загрызли голодные волки, когда он отправился в горы к западу от поселка. Третьи рассказывали, что он на грузовике соскользнул в ущелье и разбился… В общем, никто толком не знал, куда именно он пропал. В этой семье остался лишь мальчик-подросток, но чем он не работник? В те времена каждый человек должен был отдавать свою энергию коллективу, как говорится, социализм не терпит тунеядцев.

Что же до самого Лю Хо, то он весь просто горел энтузиазмом. Выпятив свою куриную грудь, он сам пришел куда надо и обратился к ответственному за мобилизацию:

– Мой отец еще не вернулся домой. Можно ли мне поехать на стройплощадку вместо него? Я полон сил, справлюсь с любой работой.

Облаченный в суньятсеновку[13] работник, заложив руки за спину, быстро обошел его дом и направился во дворик. Бросив беглый взгляд на виноград, он сорвал одну виноградину, сунул ее в рот, разжевал и, скривившись, тут же принялся тщательно отплевываться зелеными слюнями, похожими на свежий куриный помет. Наконец, втягивая щеки, работник произнес:

– Скоро поспеет виноград. Подойдет время, собери все это богатство и доставь на стройплощадку, чтобы народ полакомился. Считай, что это и будет твой вклад.

По правилам, сестрице Хуа также следовало отправиться на строительство дамбы. Дело в том, что муж ее работал на стороне, между тем как грандиозный проект должен был осчастливить все население поселка, принеся выгоду каждому из его жителей, включая сестрицу Хуа. Со слезами на глазах та прибежала в дом Се Яцзюнь и принялась жаловаться: мол, хорошо матери Се Яцзюнь, ей не нужно ехать ни на какую стройплощадку, ведь уже несколько месяцев ее муж и так денно и нощно находится на передовой, да еще и руководит этим проектом, управляя всеми рабочими. Другого такого в их поселке днем с огнем не сыскать. В общем, от зависти сестрица Хуа, что называется, весь язык себе поискусала.

Учителей по большей части также всех отправили на стройку, поэтому занятия в школе практически прекратились. Однако ребята, не желая оставаться в стороне, решили сколотить агитбригаду, отвечающую за художественную самодеятельность, чтобы приезжать на стройплощадку и устраивать там поднимающие дух концерты. Тем самым они мечтали внести свою лепту в эту великую стройку.

Поскольку Се Яцзюнь говорила на прекрасном путунхуа, ей доверили роль ведущей концертов. Разумеется, она с огромной радостью согласилась. Ведь на стройке она могла увидеться с отцом, по которому так сильно скучала, и это взволновало ее до предела. Она даже вызвалась выступить с декламацией известного всем стихотворения председателя Мао «Застава Лоушань»:

…Пусть перевал этот труден и сложен,

Мы все равно одолеем его.

Да, одолеем его.

Синие горы похожи на море,

А заходящее солнце – на кровь[14].

Каждый раз, когда Се Яцзюнь доходила до последних строк, все ее тело пронизывала дрожь, она с головой погружалась в дерзновенную энергию стиха. Ее охватывало такое бурное воодушевление, словно она и впрямь видела эту ослепительную картину синих гор и заходящего солнца собственными глазами.

В общем, примерно через неделю их агитбригада в составе двадцати одного человека должна была выдвигаться на стройплощадку, чтобы подбодрить рабочих.

Се Яцзюнь вытащила из шкафа свое самое любимое платье. Стоявшая в стороне мать недовольно фыркнула:

– Решила покрасоваться? Ты ведь просто ведущая, к чему так выряжаться? Лучше бы надела белую блузку и синие брюки.

Не обращая внимания на мать, Се Яцзюнь встала перед висевшим на стене небольшим зеркалом, собрала волосы в хвост и перевязала его изящным бантом из белоснежного платочка. Во всем поселке такой бантик завязывала только она одна.

Мать снова принялась ворчать:

– Такой долгий путь, а вы ерундой страдаете. Готова поспорить, что уже на полпути все девчонки выбьются из сил и начнут ныть.

– Ма, откуда у тебя такой исключительно буржуазный настрой? – не сдержавшись, огрызнулась Се Яцзюнь. – На стройке вон сколько человек, и все они как-то добрались туда пешком. Неужели мы слабее или у нас ноги короче? Не забывай, что говорил председатель Мао: «Вершить революцию никогда не поздно, в ней должны участвовать и женщины, и мужчины, и стар, и млад, в сплочении сила!»

Дочь говорила настолько бодро и убедительно, что мать как-то и не нашлась, что сказать в ответ. Она и знать не знала, где та нахваталась всех этих величайших принципов.

Братец пропускал все мимо ушей, он нахально прицепился к сестре, обхватив за ногу, и ни за что не хотел ее отпускать, все твердил, что поедет вместе с ней. Се Яцзюнь что-то раздраженно сказала ему, но брат не унимался. Тогда ей пришлось обратиться за помощью к матери:

– Ма, можешь отцепить от меня эту липучку? А то я опоздаю.

Мать тут же холодно бросила:

– Ячжоу, что тебе говорят? Сестра не на гулянку уходит, ее ждут лишения и страдания.

Однако малыш и слушать ничего не хотел. Мертвой хваткой впившись в ногу сестры, он выпалил:

– Я тоже хочу лишений и страданий.

Мать не знала, сердиться ей или смеяться. В конце концов она отцепила его и взяла на руки.

Оценив поступок матери, которая, можно сказать, совершила хорошее дело на благо страны и народа, Се Яцзюнь радостно повесила на левую руку их домашнюю армейскую флягу, а на правую – застиранную школьную сумку. С такой экипировкой она напоминала себе молодого солдата, готового вот-вот выступить на фронт. Теперь из зеркала на нее смотрел сильный и смелый боец.

Полюбовавшись своим отражением, она закинула в сумку полотенце для лица и сменную одежку, после чего повернулась к матери и, резко вытянувшись по стойке «смирно», точь-в-точь по-военному отрапортовала:

– Товарищ глава семьи, если нет дальнейших указаний, разрешите ведущей выступить в путь!

Мать застыла на месте, сраженная наповал такими чудны́ми манерами дочери.

– Запомни: увидишь отца – поторопи его домой. Так и скажи, что мама рассержена и считает его самым большим обманщиком в мире.

– Ма, ну что ты говоришь всякую ерунду? Мой папа – инженер на серьезном объекте, он настоящий революционер, а никакой не обманщик!

С этими словами она показала матери кончик розового язычка и стремительным шагом вышла из дома.

Мать, прикинувшись рассерженной, устремилась к порогу и, глядя на силуэт дочери, про себя подумала: «Вся в отца, такая же бессовестная, сказала „уйду“ – и ушла…»

Отряд уже поджидал Се Яцзюнь у ее дома. Не успела она вклиниться в его ряды, как вся компания широким шагом