Письмо из аппаратной - Андрей Андреевич Калашников

может понадобиться от него – дневального по клубу? «Какая чушь, – пронеслось в голове. – А с другой стороны, никакая не чушь, ей может потребоваться вызвать кого-нибудь по телефону, да что угодно! Я, в конце концов, просто проявил вежливость».

Елизавета Ивановна кивнула. В ее глазах мелькнул знакомый мягкий свет. Филипп проводил ее взглядом, ощущая теплую волну внутри: «Ну вот, все-таки увидел ее сегодня. Может быть, еще увижу не раз… Как минимум один раз – выход отсюда только через дневального по клубу под запись в журнале».

Прошло часа полтора. Постепенно клуб опустел. Филипп вдруг поймал себя на мысли, что любую свободную минуту в течение этих полутора часов он то и дело утыкался взглядом в ее подпись. «Какой красивый почерк, – подумал он, и невольно ему вспомнились вдруг письма А. Н.: она так же аккуратно выводила букву Л. Он отогнал эти мысли: – Но где же Лиза? Засиделась допоздна?»

В клубе никого больше не оставалось. Филипп еще раз внимательно проверил по журналу списки приходивших и уходивших. Часовая стрелка перешагнула за одиннадцать часов – уже поздно, пора делать обход.

Пройдя по коридору, он остановился у невысоких дверей с табличкой «Комната для кружковых занятий». Внутри горел тихий приглушенный свет. Филипп собрался с силами и вошел внутрь.

– Простите, вы уже заканчиваете? – проговорил он вполголоса, заходя внутрь.

Там была она – Е. Л., молодая девушка с мягким взглядом и книгой в руке. Так приятно было видеть девушку без уставного кителя, в обычной блузке и юбке.

– Нет, – ответила Е. Л., улыбаясь. – Я проверяю списки. Завтра у нас выступление, нужно все успеть. А у вас, солдат, какое задание? – Она немного помолчала. – Или, может быть, вы мне назовете свое имя?

– Я… в наряде по клубу. Должен дежурить, помогать. – Филипп помялся: сложно было отвыкнуть от грубоватого мужского общения в казарме, а тут нужно подбирать слова.

– Нет-нет, это я знаю, – слегка рассмеялась она. – Я имею в виду, вас сюда послали за мной?

– Я просто делаю вечерний обход после отбоя. Так… положено, – выдавил из себя последние слова Филипп. Он собирался сказать, что ей нельзя здесь находиться после одиннадцати, но не смог. И вместо этого мягким баритоном произнес: – Может быть, вам чем-то помочь?

– Разумеется. Присаживайтесь, расскажите что умеете. Как вас зовут?

– Филипп.

– Очень приятно, Филипп. А меня зовут Елизавета Ивановна Ласточкина. Но вы можете меня называть просто Елизаветой.

Филипп неловко пристроился на стуле напротив. Он смотрел, как Елизавета, которую он почему-то в мыслях уже давно называл Лизой, что-то помечает в своих бумагах, и вдруг осознал, что за последние месяцы ни разу не разговаривал с девушкой в спокойной обстановке.

– Простите, а это вы книгу читаете? – он кивнул на лежащий рядом томик.

– Да. Пытаюсь освежить в памяти «Войну и мир», – призналась Лиза. – Немного странно, да? Работать в воинской части и читать про войну, – она сделала нарочито круглые глаза.

– Почему странно? – Филипп почувствовал, как щеки его разгораются жарким пламенем. – Вообще, в армии нечасто встречаешься с классикой… Я тоже любил… люблю читать, – поправился он.

Впервые за все время службы ему захотелось говорить. И не о нарядах, не о дедовщине, не о письмах, которые днем открыл украдкой. Хотелось просто поговорить о книгах, о смысле жизни – обо всем, что так долго давилось суровой казарменной рутиной.

Но говорить долго было нельзя, и он, сделав над собой усилие, сказал:

– Но… Я должен убедиться, что в клубе никого нет и запереть дверь на ключ.

– Да неужели? – она опять негромко рассмеялась. – Это так в уставе написано? Но ведь я и сама периодически тут дежурю. Просто не каждый день, так как сменщика у меня нет. Людей не хватает, не могу же я каждую ночь тут проводить. Так что я не злоумышленник, красть мне нечего.

Это звучало очень убедительно, но Филипп был готов и без этих аргументов с ней согласиться. И все же, повинуясь чувству долга, он предпринял последнюю вялую попытку:

– Я не уверен… – начал было он.

– А вы… сделайте для меня исключение. Идет? – и она, наклонив голову набок, поправила свисающий локон.

Они просидели за разговорами куда дольше, чем Филипп рассчитывал. Время пролетело незаметно, и только когда Е. Л. встала, потянувшись закрыть тетради, Филипп спохватился:

– Вы устали, да? Простите, что задержал.

– Не говорите глупостей, – улыбнулась она. – Вы мне и сами помогли: развеяли мою тоску от бумаг и бесконечных отчетов. Я тут одна, а вы… ну, скажем, очень приятный собеседник.

«Приятный собеседник», – эти слова зазвучали в голове Филиппа, вызывая странную радость. Он проводил Е. Л. до дверей.

– До завтра, – успела прошептать Лиза, проходя мимо него.

– До завтра… – эхом отозвался он, провожая ее взглядом.

Дверь захлопнулась, и Филипп еще долго стоял один в пустом фойе, пропитанном звуками вчерашней музыки и едва уловимым запахом ее волос. В нем открылись новые силы – оттенки благодарности, свежести и легкости, интриги. Где-то внутри рождалось смешанное чувство: радость, непривычная и теплая, но вперемешку с опасением, потому что он понимал – здесь, в армии, такой симпатии нет места. Он вспомнил капитана Ласточкина. Вспомнил странные предупреждения дружков Скворцова.

Пронин шагнул к выключателю, погасил свет. Остался лишь один тусклый фонарь у входа. «Как все быстро произошло… И как теперь быть? – подумал он. – Как же глупо и просто оказалось вырваться из рутины. Может, завтра мы еще поговорим?» А в голове звучала только ее последняя фраза: «До завтра».

Впервые за всю службу Филипп понял, что завтрашний день он встретит с настоящим трепетом и радостным ожиданием. Мелодия, которую она напевала себе под нос на прощание, еще звенела в его ушах. Филипп вдруг отчетливо осознал: сейчас он не думает о письмах от А. Н., не перебирает в памяти тягостные мысли об утренних пробежках, построениях и нарядах.

И вдруг его словно поразило громом: как он мог забыть о таком?! «Ведь сегодня же… – стремительно пронеслось в голове. – Нет-нет, это невозможно. Такого просто не может быть!»

В этот миг земля дрогнула, и в коридоре резко задребезжали стекла. «Что… уже?!» – сверкнуло в голове у Филиппа. Он не мог поверить, что все началось. «Нет, я же… я не могу пропустить!» – стучало в висках.

Он рванул к лестнице, ведущей наверх, перескакивая сразу по три-четыре ступени. Сердце бешено стучало в груди: «Неужели я действительно пропускаю исторический момент, пока…»

На третьем этаже, где огромные окна выходили на лес, он остановился, с трудом переводя дыхание. Внезапно все пространство