Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

– В каком ему удобнее будет, скажите ему, а я весь день свободна…

Настасья Дмитриевна легла спать в этот вечер в каком-то, давно ею не испытанном, умиротворенном настроении духа.

На другой день, отслушав заказанную ею заупокойную обедню, она вернулась домой и, открыв старое бюро, ключ от которого привезла с собою, принялась перебирать хранившиеся там письма и бумаги покойного отца. Это дело так заняло ее, что она не заметила, как летели часы, и что она, кроме чашки чая, оставалась без пищи с самого утра. Рачительный управитель пришел ей напомнить об этом. Она наскоро пообедала и тотчас вернулась к своему бюро.

Пров Панкратьевич пошел за нею.

– Хозяин приказывал, когда вы пожалуете, сударыня, – сказал он ей, – представить вам все книги и счеты по имению; может, что пожелаете заметить или переменить…

– Нет, нет, – живо перебила его Настасья Дмитриевна, – нечего мне смотреть и замечать нечего. Имение при отце моем ничего не приносило, а если приносит теперь, так это потому, что Пров Ефремович вложил в него деньги, и, следовательно, доход не что другое, как процент с его капитала, а я в его денежные дела не имею ни права, ни желания вмешиваться.

Он поглядел на нее.

– Мне это неизвестно-с, потому у нас по книгам так значится, что на вашу часть, сударыня, из чистого дохода отсчитывается третья доля…

– А я не хочу, не хочу об этом слышать! – воскликнула она досадливо и тут же смягчая тон. – И я вас очень буду просить написать ему… потому что я всегда стесняюсь сама говорить о деньгах… Напишите, что мне ничего не нужно, что я зарабатываю достаточно, чтобы жить без нужды, и что я ему очень благодарна, но не могу принять от кого бы то ни было то, на что я ни с какой стороны не имею права. Он и без того сделал для нас слишком много, – заключила она невольно, поведя взглядом кругом комнаты.

– Как вам будет угодно, сударыня, – промолвил управитель сочувственным и, как почуялось ей, одобрительным тоном в голосе. – Побудете здесь еще? – спросил он чрез миг. – Или желаете обратно ехать, потому в таком случае насчет лошадей в котором часу прикажете?

– Да так часу в седьмом, чтобы засветло туда приехать.

– Слушаю-с.

Он вышел. Она принялась опять за отцовские бумаги.

Но не прошло получаса, как он опять, осторожно отворяя дверь, вошел в комнату.

– Извините, сударыня, за беспокойство; тут вас один спрашивает.

– Кто такой? – изумленно обернулась она на него.

– Не сказывается. «Желаю, мол, говорит, видеть барышню, Настасью Дмитриевну». Я его даже совсем пущать не хотел, потому много их теперь, проходимцев этих, шляется. Только кучер, что привез вас от генерала, говорит, он у них в конторе на заводе служит, так я так подумал, что он, может, к вам за делом за каким.

– Не случилось ли чего во Всесвятском, не дай Бог! – представилось девушке. – Просите его, пожалуйста, что ему надобно?

Чрез пять минут вслед за управителем вошел человек, увидав которого, Настасья Дмитриевна внезапно дрогнула и как бы смутилась.

Это до безобразия некрасивое лицо, эти зловещие, с каким-то выражением лукавста и хищности глядевшие из-под нависших бровей глаза, – она их видела еще недавно во Всесвятском. Раза два или три на прогулках по аллеям обширного тамошнего сада представала пред нею фигура этого человека где-нибудь на перекрестке дорожек или за каким-нибудь кустом, и всегда как бы не ненароком, а словно, говорило ей какое-то внутреннее чутье, с намерением встретиться, подойти, заговорить с ней. Но он не подходил и скрывался тут же, заметив, что она была не одна, видимо избегая попасть на глаза другим. Она однажды даже прямо наткнулась на него на повороте какой-то аллеи и с бессознательным испугом отшатнулась назад. Он как-то странно ухмыльнулся, готовясь, очевидно, начать разговор с нею. Но в ту же минуту раздался голос нагонявшей ее Маши. Он быстро повернулся и исчез; но она успела указать Маше на его неуклюжий, заворачивавший в боковую дорожку облик и спросила, кто это. «Я его не знаю, – ответила та, – какой-то новый, в конторе у Владимира Христиановича служит». Настасья Дмитриевна с этой встречи никогда не выходила уже одна гулять в сад.

Он стоял теперь пред нею, неловко и угрюмо отвесив ей при входе короткий поклон, и зорко глядел на нее своими узкими, недобрыми глазами.

Далекое уже воспоминание мелькнуло внезапно в ее памяти, и сердце мгновенно сжалось острою болью. Она видела его еще раньше, чем теперь во Всесвятском, видела в Москве, в годы первой юности, у брата, «у Володи», «Волк!» – проговорила она мысленно, и нервная дрожь пробежала еще раз у нее по телу.

Читатель в свою очередь узнал, не сомневаемся, в нежданном посетителе то загадочное лицо, которое в настоящую пору разгуливало по России с законным видом в кармане, выданным на имя студента третьего курса Технологического института Бобруйского.

– Вы желали меня видеть? – проговорила Ларина, насколько могла спокойнее.

– Точно, – отрезал он коротко и грубо.

– Что вам угодно?

Он повел исподлобья глазами на стоявшего с ним рядом Прова Панкратьевича.

– Имею сообщить о брате вашем, – прохрипел он.

– О Володе?

Он только кивнул на это.

Она смущенно взглянула на управителя, который в свою очередь, подозрительно и внимательно устремив глаза на введенного им гостя, видимо, определял его теперь окончательно в мозгу своем одним из тех «шляющихся проходимцев», о которых только что говорил свояченице «хозяина».

Но он не счел возможным ослушаться немой просьбы, сказывавшейся в ее глазах, и тут же медленно вышел из комнаты, притворив за собою дверь наполовину, дабы «в случае чего» быть тут «наготове».

Но Бобруйский заметил это и, презрительно усмехнувшись, быстрыми двумя шагами стал прямо пред лицом девушки.

– Шпионов тут не надобится; желаю разговора с вами наедине, – прошептал он скороговоркой.

Она, молча повинуясь, направилась нервною, неровною походкой из гостиной, в которой находились они, в кабинет, опуситилась на стул у окна, лицом к двери, и проговорила, овладевая смущением первой минуты.

– Что вы знаете о Володе?

– Имею от него письмо к вам, – ответил он, уставившись ей глазами прямо в лицо.

Она быстро протянула руку:

– Давайте.

– Подавайте прежде свое! – резко выговорил он.

– Что это «свое»? – воскликнула она в недоумении.

– Известно что: с чем вы сюда Мурзиным присланы.

– Я… Мурзиным… прислана?.. Вы с ума сошли!

Лицо его все повело.

– Аль шутки шутить со мной вздумали?.. Так уж лучше оставьте, потому я этого не терплю, – вымолвил он грозно.

Ис у Настасьи Дмитриевны