Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

было бы нам указать, что корреспонденция писана лицом не из здешних, или по крайней мере из таких, которые, по пословице, слышали звон, да не знают, где он… Но, с другой стороны, можно полагать и то, что написано это так, намеренно, для отвода глаз…

– Но кем же это тогда, кем? – восклицал растерянно Петр Капитонович.

– A старую юридическую формулу не помните: fecit cui prodest2? Кому выгодно, тот и настрочил.

Граф еще раз развел руками:

– Не понимаю!.. Неужели же господин Острометов? – проговорил он шепотом. – Но ведь его это точно так же задевает, как и меня… с весьма, можно сказать, оскорбительной для каждого благорожденного человека стороны… Конечно, в моем звании это особенно чувствительно, – чуть не плачущим уже голосом простонал он, – но и для него все же, хотя он и…

– Без титула и без придворного мундира, – договорил за него Свищов, лукаво подмигивая обоими глазами, – a если, положим, он, рассудив, что ему с таким соперником, как вы, не в силу тягаться, – положил, что коли ему уже приза не взять, так пусть он и вам не достанется, – и подвел вот эту мину (и Свищов при этом отшвырнул кончиком сапога подкатившийся ему под ноги ком смятой графом газеты), от которой в его расчете должны вы были оба взлететь на воздух. Я, впрочем, вы понимаете, никого не считаю себя вправе обвинять, – счел нужным он тут же прибавить с пошибом 3-perfect gentleman’a в интонации и движении вскинутой небрежно в воздух руки, – je pose des arguments vis-a-vis des vôtres, voilà tout-3.

Ho Петр Капитонович его не слушал:

– Я этого никак не могу оставить так, – восклицал он, принимаясь шагать беспорядочно вдоль и поперек кабинета, – не могу… в моем положении… оставить это без протеста… Я должен иметь объяснение с генералом Троекуровым… Если он не захочет лично выслушать меня, я напишу ему…

– Что вы ему напишете?

И Свищов, быстро повернувшись на каблуках, очутился лицом к лицу с метавшимся по комнате собеседником своим.

– Что-с? Что напишу? – воскликнул на это тот с каким-то взмахом нового злобного отчаяния. – Это все вы-с, вы, с вашею дуэлью… Я должен был презреть… в моем положении… с таким мальчишкой!.. A тут полиция понадобилась… Неблаговидно ведь это, вы понимаете, у меня имя… Генералу могло быть передано…

Он схватился вдруг за голову и упал в изнеможении в подвернувшееся ему по пути кресло:

– Он там именно был в ту минуту, когда я приехал… Вот только теперь вспомнил я…

– Кто?

– Исправник.

– У Троекурова?

– У предводителя, мне сказали. Стояла тут тройка в тарантасе; я спросил, чья… Его, мне сказали. Теперь понимаю, почему этот… афронт мне… Он передал о… о вашем визите ему…

Свищова видимо передернуло; он сдвинул озабоченно брови и просунул бессознательно язык между губ.

– Не полагаю, не такой, по-видимому, человек… A, впрочем, черт их знает! – пробурчал он.

Петр Капитонович раскинул руками во всю ширину их:

– Понимаете вы теперь, милостивый государь, в какое положение вы меня поставили! Ведь я теперь, так сказать, на дне реки, на самом дне реки нахожусь, как говорит где-то Тургенев… или кто-то другой… из известных писателей…

К немалому его удивлению, наперсник его отвечал на это громким взрывом смеха:

– A я так полагаю, что при всей вашей петербургской опытности вы лишены, можно сказать, всякой нужной в решительные минуты жизни сообразительности.

– Это что ж такое значит? – совершенно растерявшись опять, пробормотал граф.

– A то-с, что вместо того чтобы бить тревогу и приходить в лихорадочный трепет, весьма не соответствующий вашему положению, soit dit en parenthèse4, – иронически протянул он, – вы должны были бы отслужить молебен за то, что благодаря именно всему этому нашему эпизоду создается теперь для вас уже не фиктивное, не фигуральное, так сказать, a настоящее положение, une vraie situation, на котором у вас уже все шансы померяться с генералом Троекуровым, как равный с равным, a не состоять у него при вашем имени и звании в роли сеида5 или мальчика на побегушках, как стремились вы к этому, очевидно – и во что вы бы непременно и обратились, не случись того, на что вы так слабодушно теперь жалуетесь.

– Позвольте, милостивый государь, позвольте, у вас тут какой-то выходит поток совершенно не имеющих смысла фраз, – заявил, не понимая, Петр Капитонавич.

Свищов еще раз иронически захихикал:

– Говорю, сообразительности вам недостает. Так вот вам-с просто-напросто: желаете вы в нынешнем же году попасть в предводители дворянства здешнего уезда?

– В предводители… в нынешнем году… – повторил машинально граф.

Читатель уже знает из объяснений московского «браво» с приятелем его Троженковым о комбинации, при которой «петербургский граф» имелся в виду, как номинальный вождь «протестантов» ***ского уезда против партии «охранителей», во главе которой стоял ненавистный им «магнат». Недуг и несомненный затем выход в отставку старика Юшкова, «его послушного орудия», являлись теперь для наших интриганов исходным пунктом для начала решительных действий. Необходимо было прежде всего не допустить, чтобы на предводительскую должность была опять избрана «генеральская креатура», как выражался Свищов, для которого, ввиду проводимой им железной дороги, весьма было важно то, чтобы в имевшем быть осенью земском собрании председало лицо, не враждебное его планам. Он имел в настоящую пору, после многочисленных его экскурсий с этою целью по уезду, довольно основательные причины надеяться, как предсказывал он это и ранее Троженкову, что на приманку выгод, обещанных всякими работами при чаемой постройке этой дороги, «подловятся» и такие лица, которые до сей минуты всецело примыкали к «троекурово-юшковскому лагерю». Соответственно этому, голоса этих лиц должны были в его расчете на дворянских выборах перейти на сторону оппозиции в пользу имеемого быть ею выставленным кандидата.

– Оппозиция эта, – доказывал теперь Свищов Петру Капитоновичу, – не могла вообще взять верх над охранителями не по недостатку популярности в уезде, – напротив, этот наш здешний генерал гнетет, можно сказать, здесь все и всех и внушает к себе общее омерзение, – а потому главным образом, что некого было ей до сих пор выставить во главу свою. Подходящего лица не было, представительного лица, вы понимаете, – подчеркнул он опять, – соединяющего в себе условия, необходимые для такой влиятельной и почетной в данной территории должности, как предводитель… Ma-ré-chal, – протянул он с хохотом, – поезжайте только в Париж и карточки ваши покажите с таким титулом, maréchal de la noblesse de6 и прочая, и посмотрите, какие вам там падам до ног будут делать… A вы у нас теперь этот марешаль tout trouvé7, особою благостью Провидения дарованный нам