Бездна. Книга 3 - Болеслав Михайлович Маркевич

она ошибалась: почтенный старец, именно потому, что помнил, что говорил ей тогда, старался «заставить ее теперь забыть об этом»… Опухшие старческие глаза его с каким-то особым выражением мягкости и ласки глядели на девушку, так бодро выносившую свою девичью честь и достоинство сквозь «рифы и скалы», невзгоды и соблазны своей тяжелой карьеры…

Исправник между тем собрался уезжать, отказавшись решительно от приглашения хозяев остаться обедать. Гриша пошел проводить его.

– А Марья Борисовна? – спросила Ларина по их уходе.

Маши не было дома; она уехала верхом верст за десять от Всесвятского, к больной жене одного знакомого ей священника, которой повезла склянку и лекарства, предписанные ей доктором Фирсовым.

– Что же у вас, милая, в Сицком? – спросила вполголоса Александра Павловна гостью.

Та слегка усмехнулась.

– Ничего… Лучше, чем я думала, – примолвила она чрез миг и громко, как бы говоря этим, что она готова на полную откровенность пред всеми ими, так явно доброжелательными ей людьми.

– Я не ошибся, – усмехнулся Троекуров, – предсказывая вам заранее, что почтенный Пров Ефремович впряжется опять в свои оглобли.

– Почти, – ухмыльнулась она опять. – Он, впрочем, какой-то странный: очень мне обрадовался и с первых же почти слов объявил мне, что хочет «много по душе мне рассказать», – но так во все время, пока я там была теперь, ничего не рассказал и даже, как я могла заметить, избегал случаев остаться со мной наедине.

– Как и следует, – подтвердил кивком Троекуров, – смирился… и хорошо сделал, – примолвил он не то иронически, не то серьезно.

– Он, узнав о вашем несчастии, – обратилась Ларина к старику Юшкову, – на другой же день после похорон брата вашего поехал к вам в Углы, но уже не застал вас и теперь собирается опять…

Она запнулась и как-то вдруг примолкла.

– Что же, я очень рад, он человек хороший, Пров Ефремович, – сказал как бы поощрительно Юшков.

– Он хотел бы также и вас, и Александру Павловну видеть, – заговорила опять та, подняв на хозяев будто чего-то робевшие глаза.

– Мы с ним давно знакомы, – сказал Троекуров, – добро пожаловать!..

Настасья Дмитриевна опять помолчала: она видимо чем-то затруднялась…

– Вот видите, – решилась она наконец выговорить, – Прова до сих пор знали все здесь как холостого человека, a потом он женился, уехал с женой за границу и вернулся сюда опять без нее… Но она теперь приехала, будет жить с ним здесь… Он бы желал повезти ее ко всем знакомиться…

Александра Павловна бессознательно качнула головой, невольно как бы одобряя законное чувство мужа, стремящегося «поставить жену на настоящий путь».

Ларина заметила это движение и видимо обрадовалась.

– Он прежде всего желал бы ее представить вам, но не знает… будет ли вам это приятно.

Троекурова совершенно растерянно взглянула еще раз на мужа.

Его как бы передернуло слегка теперь от этого немого вопроса.

– Мы не имеем никакого права отклонить такое желание вашего beau frère… Для нас во всяком случае очень лестно, – вымолвил сухо, но светски-учтиво он.

– Конечно, конечно, милая, – заспешила обрадованно Александра Павловна, завладевая рукой гостьи и пожимая ее обеими своими.

Павел Григорьевич в это время обратился к мужу ее с каким-то вопросом, относившимся к суду над конокрадами, о котором у них только что была речь с исправником. Тот подсел за столик у окна насупротив его. Дамы продолжали разговаривать, сидя друг подле друга на диване, как-то бессознательно понизив голоса до шепота.

– Что же сестра ваша? – спрашивала Троекурова.

Ларина чуть-чуть повела плечами:

– Все та же спокойная, самоуверенная, повелительная… как всегда!

– Было у нее какое-нибудь объяснение с мужем по приезде, вы не знаете?

– Я ей говорила, с каким раздражением он отзывался мне прошлою осенью, когда был у меня в Москве, о том, что она против его воли осталась за границей, и что уверена была тогда, что он не захочет более никогда видеть ее.

– Что же она вам сказала на это?

– Засмеялась только. «И неужели же, – спросила я, – он тебе ничего не сказал про это, когда ты теперь так нечаянно для всех нас вернулась сюда, не упрекал тебя, не сделал тебе сцены?» Она мне на это говорит: «Да, он что-то там было начал, зашипел, но ведь это со мною не берет; ты видишь, какой он теперь шелковый, как следует». И действительно, между ними как будто ничего и не происходило… Только все же я предвижу, что ни говори Борис Васильевич, a у них когда-нибудь дурно кончится.

И Настасья Дмитриевна вздохнула.

– Детей у них нет, вот что дурно и для нее, и для него, – сердобольно вздохнула и Александра Павловна и добавила чрез миг каким-то скачком мысли и как бы несколько конфузливо, – ведь про нее, кроме того только, что она все по-своему хочет делать, ничего дурного нельзя сказать… про вашу сестру, n’est-ce pas1? Я по крайней мере ничего такого не слыхала никогда.

– И никогда не услышите, я так полагаю, – ответила Ларина, – увлекающиеся страстью женщины подают повод к невыгодным толкам о них, a Тоня никогда в жизни не увлечется… во всяком случае не выдаст себя, – медленно промолвила она по минутном размышлении.

– Как я вас понимаю, милая, – заговорила опять Троекурова, – pardon pour ma franchise2, вам должно быть, не очень по себе было там у них?..

– Нет, – прямо ответила та, – не «по себе», именно; тяжело и одиноко я там себя чувствовала.

– Поживите с нами! Я уверена, что вы у нас отдохнете; мы все душой, как видите, расположены к вам.

Ларина обняла ее:

– Знаю, дорогая Александра Павловна, и воспользуюсь, если позволите, вашим предложением, – подышу вашим целебным воздухом несколько дней… Только хотела бы я все-таки съездить хоть на сутки к себе в Юрьево… к бедному отцу моему на могилу, – домолвила она дрогнувшим голосом.

– Когда хотите, милая, когда хотите, скажите только накануне, чтобы лошади были для вас готовы.

VII

Вечером пред сном в тот же день, оставшись одна с мужем, Александра Павловна приступила к разговору, к которому готовилась с утра:

– Борис, ты не хотел, чтоб я приняла сегодня этого графа из Петербурга… я всегда забываю его фамилию… Я так поняла, что ты вообще не желаешь, чтоб он ездил к нам. Так это?

– Совершенно так, – подтвердил он, кивнув.

– Ты имеешь что-нибудь против него?

Он поморщился.

– Имею во всяком случае причину не желать его видеть в моем доме… Ни того тоже, этого певца с гостинодворскою физиономией…

– И его также?.. Ты узнал, что они нехорошие люди? – протянула она, глядя на