Проверка моей невиновности - Джонатан Коу

— Надеюсь, вы не возражаете, — уже постфактум.

— Отнюдь, отнюдь, — произнес Эмерик без особого энтузиазма. Воздел руку со стаканом, осторожно и неуверенно протягивая ее Кристоферу. — Ну, будем. И спасибо вам большое.

— Надеюсь, вы не считаете, — сказал Кристофер, — что к вам пристает совершенно посторонний человек. На самом деле мы с вами встречались — несколько раз. Но то было немало лет назад. Я учился в Святом Стефане в начале восьмидесятых.

— Начало восьмидесятых! Боже мой, это же погружение в античную историю.

— Я временами посещал ваши салоны.

Эмерик не откликнулся, а потому Кристофер добавил в порядке напоминания:

— Вы проводили салоны — у себя на квартире во Дворе Кайта[27].

Когда Эмерик вновь не отозвался, Кристофер задумался, не отказывает ли старику память. Но наконец возник ответ:

— Прямо-таки роскошно вы их, на мой взгляд, назвали — «салоны».

— Но они и были роскошны, — настаивал Кристофер. — Изумительно роскошны — для двадцатиоднолетки только что из школы в Сомерсете. — Размещая капкан, он добавил: — У вас там даже клавесин был, ну честное слово.

— Это был клавикорд, — поправил его Эмерик. (Стало быть, память у старого хрыча все-таки была по-прежнему достаточно остра.) — Обычно кто-то из теоретиков музыки исполнял что-нибудь. А иногда пела моя дочь. У нее был довольно славный голос.

— И как поживает Лавиния? — спросил Кристофер. — Держится, я надеюсь?

— Насколько мне известно, — проговорил Эмерик суховато. — Мы не очень-то часто видимся. Она пошла своим путем.

— В Америку, насколько мне известно.

— Именно. Вы неплохо осведомлены.

Кристофер протянул руку.

— Зовут меня Кристофер, кстати. Кристофер Сванн. На случай, если никак не удается вспомнить.

— Кристофер Сванн… — Эмерик откинулся на стуле, с трудом извлек что-то из памяти. — Это вы человек с блогом?

— Наверное, можно сказать и так, — ответил Кристофер.

— Хм-м. Я поглядывал туда раз-другой. С учетом ваших собственных подходов, вывод я могу сделать только один: вы явились сюда, чтобы пошпионить за оппозицией и написать о происходящем что-нибудь саркастическое, так?

— Я просто историк консервативного движения, — сказал Кристофер, — и какими бы ни были мои личные взгляды…

— А, Эмерик! — К ним за столик подсел Роджер Вэгстафф, ворвавшийся в бар с видом разгоряченным. — Простите, я задержался. Слишком много тех, кто желает со мной поговорить. — Он уже устроился — и вдруг осознал, кто это с ним рядом. — О господи, это ты, Сванн. Мне показалось, что я мельком видел тебя сегодня в толпе. Какого беса ты сюда явился?

— Полагаю, создавать неприятности, — произнес Эмерик.

— Ну, я надеюсь, вам он никаких не создает.

— Нет, нисколько. Мы тут совершенно цивилизованно пикируемся.

— Позволь взять тебе выпить, Роджер? — предложил Кристофер.

— Нет, спасибо. Нам с Эмериком нужно кое-что обсудить наедине.

— Что ж, я тогда допью и оставлю вас.

Он отпил немного от своего бренди с содовой — примерно три четверти еще оставалось у него в стакане — и с расслабленной улыбкой откинулся на стуле.

Роджер вперил в него ледяной взгляд, однако было ясно, что Кристофер с места не сдвинется.

— Да пожалуйста, — проговорил Роджер. — Не то чтоб оно было сверхсекретным. Квази пришлось отказаться, разумеется.

— Я так и предполагал, — сказал Кристофер. — Наша новая премьер-министр навьючила на него довольно изнурительную задачу — в разгар экономического кризиса найти, где можно урезать налоги. Главе казначейства будет чем заняться еще несколько дней. И кого же вы нашли ему на замену?

Роджер обратился к Эмерику:

— Договорились ли вы с вашим венецианским приятелем?

— Прекрасно договорились. Он с восторгом принял приглашение. Прилетит ранним рейсом и к обеду должен быть здесь.

— Великолепно. Сможете объявить перед завтрашней первой сессией?

— Конечно.

— У вас докладчик из Венеции? — спросил Кристофер.

— Вам там слева трудно это понять, — произнес Эмерик. — Отвернуться от Евросоюза не то же самое, что отвернуться от Европы.

— Вот именно, — сказал Роджер. — Лично я обожаю Европу.

— Ну конечно же, обожаешь, — сказал Кристофер. — Крайние правые там тоже процветают. Во Франции, в Италии, в Испании…

— Ой, да господи боже мой, Сванн, избавь нас от студенческой политики. Мы уже не в Святом Стефане. Во всяком случае, большинство из нас.

— Так или иначе, — сказал Эмерик, — докладчик, к которому я обратился, — не политик. Одно из моих опасений относительно этой конференции состояло в том, что никого не пригласили поговорить на темы культуры.

— Ну, вы же понимали, в чем состоит наша трудность, — сказал Роджер. — Любой писатель, актер или музыкант в стране — левак.

— Это правда, что консервативные голоса в искусстве представлены недостаточно, — сказал Эмерик. — Вот поэтому важно давать слово тем, кто таков и есть. Или был.

— Так кто же прилетит из Венеции? Джеффри Арчер? Эндрю Ллойд Уэббер?[28]

— Скажите мне, — произнес Эмерик, спокойно пропуская подначку мимо ушей, — слыхали ли вы о писателе Питере Кокерилле?

Кристофер помедлил. Имя казалось очень-очень смутно знакомым, но вспомнить, где прежде его слышал, он не мог.

— Боюсь, нет, — сказал он. — Вам придется меня просветить.

— Я тут задумался, — сказал профессор Куттс. — Он был довольно интересным романистом, писал в 1980-е. Вы упомянули, эм, «салоны», а поскольку его однажды приглашали докладчиком, я подумал, что вы, быть может, оказались среди публики.

— А… нет. Я не присутствовал — на той встрече. — Кристофер нахмурился. — Впрочем, кое-кто из моих друзей мог там оказаться. И вот сейчас я припоминаю, что он тогда произносил это имя.

Эмерик исторг горестный вздох.

— Я тоже, так вышло, тогда не смог присутствовать. Чрезвычайно прискорбно, я был… серьезнейше нездоров в тот вечер. Всегда сожалел об этом. Вы, значит, никогда его не читали?

Кристофер покачал головой.

— Что ж, рекомендую. Большинство считает «Адское вервие» его лучшей работой. Впрочем, последний его роман тоже замечателен. Перемена вектора — и значительный художественный эксперимент. Хотя чтение отнюдь не уютное.

— Что ж, предвкушаю его выступление, — сказал Кристофер. — Полагаю, он уже в летах.

— Увы, он явится не лично. Питер Кокерилл умер давным-давно. Всего через несколько лет после своего визита в Святой Стефан. Он покончил с собой.

— Понимаю. Какая трагедия. — Кристофер не знал, как еще отозваться на эти сведения с давностью не в один десяток лет. — Тогда… не понимаю… кто же будет выступать завтра после обеда?

— Профессор Ричард Вилкс. Ведущий в мире специалист по Кокериллу. Он преподает в Университете Ка-Фоскари. Профессор выступит с речью под названием… — Эмерик посмотрел на экран телефона и в него несколько раз потыкал, — «Мастер переизобретения. Темы обновления в романах Питера Кокерилла и их важность для консервативного движения».

— Что ж, это, во всяком случае, освежит общий настрой, — сказал Кристофер, про себя прикидывая, как воспримут подобную речь пылкие экономические либертарианцы, коих среди публики