Где дом и дым глубин и алый - Александра Васильевна Зайцева

огрызается и обижается. Такой вид. Не верите? А вот у бабушки Александры спросите. Она сама вчера Динику проболталась, что её далёкие родственники приехали из Германии, а тётя Руза – индейка.

«И спрошу», – подумала Лена. Нужно только найти повод. Например, принести ей воды.

– Индейка?! – весело воскликнула Александра Антоновна. – Замечательно!

– Да, нам тоже понравилось, – слабо улыбнулась Лена. Она сидела в кресле, пытаясь выглядеть примерной девочкой: спина прямая, руки на коленях, сдержанность и благородство.

– На самом деле всё верно, ваш чудесный братик просто оговорился. Самую малость. – Александра Антоновна задумалась. – Но тут надо начать издалека. Сейчас, я покажу. Одну вещь. Распятие, из лютеранской церкви, которую потом переделали в квартирный дом. Помните, я рассказывала?

Лена кивнула, но Александра Антоновна уже не смотрела на неё. Она поставила низкий табурет к платяному шкафу, запустила обе руки под стопку белоснежного белья на верхней полке и извлекла прямоугольный деревянный ящичек. Протянула его Лене.

– Откройте. Там крючок, видите? Да, откиньте его. Смелее.

– Я сейчас, – пробормотала Лена и подняла крышку. – Просто не хочу сломать.

– Оно совсем небольшое, можно поставить на стол. А привёз его из Кёльна мой прапра- и ещё много раз прадед. Он был доктором, да.

Лена подумала, что надо восхититься, но не сумела себя заставить. Ну крест, с фигуркой умирающего человека, никогда Лена не поймёт все эти символы. Они вроде должны вызывать трепет, а на самом деле превратили чью-то мучительную гибель в обыденный знак.

– Прекрасное распятие, правда? – Александра Антоновна легонько тронула поперечную перекладину.

Лучше держать рот на замке. Лена однажды озвучила свои мысли о крестах на допах по мировым религиям, так учительница по ней танком проехалась. Нельзя оскорблять чужие чувства своим невежеством.

– Э-э-э, оно… старинное. – Лена не стала закрывать ящичек, аккуратно поставила на стол и заглянула в светлые глаза Александры Антоновны: – А зачем ваш прадедушка сюда приехал?

– О, многие немцы ехали. Торговый город был, важный, развивался стремительно. Первые трамваи появились в Москве, а потом у нас. Не в Петербурге, не где-то ещё, у нас! Правда, теперь не осталось ни одного… А тогда – торговля, нефть, пароходы. При нынешнем упадке в это сложно поверить, но видный был город. Царь Пётр здесь жил, когда собирался персов поколотить. Голландцы ехали, итальянцы, англичане. Но больше – немцы. Даже поэт Пауль Флеминг отметился!

Александра Антоновна оживилась, разрумянилась, вскинула руку, будто собралась декламировать стихи. Неужели этого своего Флеминга?

– Или вот, например, Александр Дюма. Ну что вы, мировой классик! «Три мушкетёра», «Граф Монте-Кристо», да много всего. Приезжал сюда. А про Нобелевскую премию вы ведь слышали? Здесь был завод братьев Нобелей, тех самых. А наши великие? Лев Толстой, Немирович-Данченко, Тарас Шевченко, Чернышевский, Луначарский, Паустовский, Муса Джалиль, Горький! А художники? А учёные? А Суворов? А Татищев? А… а… ар… хитекторы!

Александра Антоновна прижала руку к груди, тяжело дыша.

– Да вы не волнуйтесь, хотите попить вам налью? – вскочила Лена. Бросилась в крошечную кухоньку, сняла с плиты чайник, захлопала дверцами шкафчиков в поисках стакана.

– Нет-нет, вы его лучше на огонь поставьте. Чай заварим. А мне легче, просто отвыкла много разговаривать. На пенсии как-то не с кем. Вот мы и отвыкаем потихоньку.

Лена вернула чайник на плиту, зажгла газ и вдруг подумала, что в этом доме много одиноких стариков. И вообще одиноких много. И ещё подумала, что одинокие незаметны. Они – невидимки. Словно только с кем-то человек обретает голос и вес. Хотя бы на время. Как однажды сказала Марина, никто не должен быть один.

Историю Лена не любила из-за бессмысленной зубрёжки дат-имён-названий. Но Александра Антоновна не пыталась учить, нет, она делилась, как делятся сладостями. А это ведь совсем другое. Совсем не книжное.

Александра Антоновна увлекалась, подбиралась к тёте Рузе окольными путями, начала со своего прапрапра… прадеда, внезапно перепрыгнула на Золотую Орду (здесь была их столица, то есть не на этом месте, а неподалёку, но всё равно), потом были другие кочевники, ханы, Иван Грозный… Так вот. Приезжали в город европейцы, но восточных торговцев было гораздо больше. Особенно персов. Один из персидских богачей и построил наш дом с арками. А ещё были купеческие подворья татар, армян, индийцев. Из армянской семьи у нас Тамара, это она ходит с палочкой, прошлой зимой шейку бедра сломала. Татар здесь – четыре квартиры. С индийцами сложнее.

Индийские торговцы возили ткани, специи, украшения, никому особо не мешали. Но разбойники Степана Разина с чего-то на них взъелись, наладились громить и гонять. Индусы попрятались у татар, а пока прятались, стали жениться на их девушках и брать себе их фамилии. От них и пошли агрыжане. Или агрыжанские татары, которые наполовину индусы.

Лена расхохоталась. Как Диник сказал про тётку? Огрызается и обижается. Агрыжанская индейка! В точку! Александра Антоновна тоже рассмеялась и подтвердила, что да, Руза как раз из них по отцовской линии. А Марина? Выходит, и Марина тоже.

Лена подумала о верблюде, об Индийском подворье за тёткиным окном. Отвела в сторону штору и посмотрела на унылый замок пастората. Сказала, что не понимает, откуда оно берётся и, главное, зачем это происходит, почему.

– Ну как же, мы сохраняем, – всплеснула руками Александра Антоновна.

– Что сохраняете?

Александра Антоновна уставилась на Лену так, будто ответить на её вопиющее невежество просто нечего.

– Я серьёзно, зачем? Послушать про старые времена интересно, но эти истории вроде сказочек. Или кино – посмотрели и забыли, – объяснила Лена. – Мы ведь сейчас живём, а не тогда. Надо думать о будущем, оно важнее всего. Не обижайтесь, пожалуйста.

– Не буду, – улыбнулась Александра Антоновна. – И огрызаться не буду.

Она закрыла коробку с распятием, убрала её в шкаф и повернулась к Лене:

– Вы очень юная девушка, подобное отношение к миру для вас естественно и разумно. Но подумайте, откуда возникает будущее, если не из прошлого. И почему вы пришли сюда с вопросами.

Лена не собиралась, но попробовала снова, раз уж оказалась поблизости.

И дом позволил войти.

Теперь она стояла на шахматной плитке, в одной руке зажимала баночку из-под детского питания, которую напоследок получила от Александры Антоновны («У вас кожа растрескалась от вчерашнего ветра, возьмите мазь. Я Рузе такую давала для Марины. Очень хорошая, не сомневайтесь, мы все здесь кое-что умеем»), а другая Ленина рука тянулась к чугунным драконам на перилах. Гибкие шеи, точёные головы, длинные языки – совершенство. Они приглашали Лену, обещали чудеса. Давай же, иди.

– Давай же! – позвали сверху.

Лена запрокинула голову и будто заглянула в колодец. Вернее – выглянула с его дна.

Резные ступени уходили далеко вверх, и оттуда, с