Три истории на моих поминках - Евгения Захарчук

Сосед будит меня, аккуратно прикоснувшись к плечу. Аккуратно, но я все равно вздрагиваю. Я вытаскиваю из ушей разряженные наушники и убираю их в чехол заряжаться, сосед говорит, что мы подъезжаем к латвийской границе.

Эксперт по поездкам на автобусе Рига — Москва комментирует происходящее:

— Хорошо едем, раз в час ночи уже к границе подбираемся, пробки не было на подъезд. — Инспектирует сидящих рядом: — А у вас сумочки какого бренда? А то знаете же, европейским пограничникам сейчас положено отслеживать, чтобы никакие ценности в Россию не привозили. Санкционка. Если айфоны родственникам везете, то вы их из коробочки вытащите, чтобы погранцы не подумали, что они новые. Говорите, что все свое, личное, может, и прокатит.

Автобус останавливается. Включается верхний свет. Пассажиры начинают шебуршать на своих местах. Я пытаюсь обуться, ноги опухли в дороге, запихнуть их в зашнурованные кроссовки не получается, и я раздраженно морщусь.

К нам поднимается мужчина в изумрудно-зеленой форме. Здоровается на русском языке. Просит передать ему паспорта. Я снимаю со своего паспорта обложку с красным советским ковром — латвийский пограничник об этом не просит, но российские научили меня снимать обложку на всю жизнь вперед. Вкладываю в паспорт между страниц карточку с видом на жительство, протягиваю мужчине, когда висящая на его поясе черная дубинка оказывается на уровне моего лица. Спрашиваю:

— Карточка не выпадет так?

— Не выпадет, не переживайте.

Я пишу Саше, что пересекаю границу с Латвией. В час ночи он уже обычно спит, но я хочу, чтобы с утра у него был таймлайн моих передвижений, чтобы, если что-то случится, он знал, где в последний раз у меня еще был с собой телефон.

Я пишу Саше, что удаляю «Телеграм» и буду писать ему в «Вотсапе». Удаляю «Телеграм». Захожу в галерею телефона, пытаюсь посмотреть на нее чужим взглядом. Есть ли среди фотографий что-то подозрительное? Я не могу перестать теребить языком коронку во рту. А среди скриншотов? Сначала все кажется мне нормальным, потом все кажется мне подозрительным. От размышлений, надо ли удалить мем, в котором на первом кадре мент стоит в лесу и спрашивает: «И что вы здесь ищете, молодой человек?», а на втором кадре в лесу стоит Гарри Поттер и отвечает: «Крестраж», меня отвлекает водитель автобуса с пачкой проштампованных паспортов в руках. Он по очереди открывает каждый паспорт, выкрикивает фамилию, владельцы паспортов вскидывают руки и кричат «я», и их паспорта передают им по рядам, как мелочь в маршрутке. Услышав свою фамилию, я кричу, что это мой, уже вскакиваю, чтобы пойти за ним, но мне говорят сидеть, передадут. Я пролистываю паспорт, нахожу в нем новый черный штамп с машинкой. Латвийцы даже не стали досматривать вещи и говорить с нами. Можно разуваться обратно.

Спустя пять минут водитель называет в микрофон примерно десять фамилий и просит этих людей пройти на выход.

Видя мой удивленный взгляд, сосед успокаивает меня, говорит, что нескольких человек всегда просят выйти и сдать отпечатки пальцев. Вроде выбирают случайным образом. Потом сосед дважды чихает, я протягиваю ему бумажный платок и говорю, что раз чихнул, значит, правда. Да продуло где-то под кондиционером, отвечает он, сморкаясь в салфетку. И зачем-то добавляет, что он моряк.

Пишу мужу:

Латвию прошла.

Натягиваю на глаза маску и мгновенно засыпаю.

В следующий раз я просыпаюсь от громких женских голосов. Ругаются, думаю я сначала. Потом прислушиваюсь и понимаю, что они не ругаются, а, наоборот, воссоединились в солидарном возмущении.

— Уже третий час не движемся, да сколько можно.

— Да не говорите, давно бы дома уже были, а все стоим да стоим.

— Теперь с опозданием в Москву приедем.

— Вот-вот. А чего стоим-то?

Я проверяю время на телефоне: три тридцать утра. Выглядываю из окна: мы действительно так и не отъехали от латвийской границы.

— Это все та украинка. Из-за нее стоим.

— Пигалица. Задерживает весь автобус.

— Давайте ее вещи из автобуса выставим и поедем себе.

Я открываю «Гугл Карты», потом вспоминаю, что уже пора переходить на «Яндекс Карты», открываю «Яндекс Карты» и вижу, что вся дорога до российской границы жирно выделена красным. Я хочу сказать, давайте выкинем из автобуса тех, кто мешает всем спать своим пиздежом, но вовремя передумываю. В эту минуту автобус трогается.

На российской границе нас просят выйти из автобуса и взять с собой все-все-все свои вещи. Я снова впихиваю ноги в кроссовки и достаю рюкзак из-под переднего сиденья. Голова гудит от того, что я резко проснулась, глаза чешутся. Это даже хорошо. Нет ничего лучше во время прохождения границы, чем уставший заспанный вид. К тому же так я больше похожа на свою фотографию в паспорте, где я лохматая и испуганно пучусь в камеру.

Четыре утра. Я отправляю мужу сообщение, что подхожу к российской границе, подбираю на улице свой чемодан, стоящий в куче вещей, выгруженных водителем из багажника.

Мы заходим в КПП и выстраиваемся в очередь.

Освещение в помещении слишком яркое и холодное. После темноты автобуса оно больно бьет по заспанным глазам, и я думаю, что наверняка этот свет настроили так специально. Я рассматриваю объявления на стене: бесконечные перечисления нельзя-штраф-наказание, истории о том, как людей сажали за взятки, требование не фотографировать.

Сначала надо просветить вещи через рентген-машину. Женщину передо мной спрашивают:

— Денег с собой сколько?

— Пять тыщ.

— Чего?

— Пять тысяч.

— Я спрашиваю, пять тысяч чего? Евро?

— А-а-а! Я и не поняла сначала. Рублей!

— Это все? Больше денег нет?

Женщина мнется. Потом говорит:

— Ну есть еще немножко…

— Доставайте.

— Они в лифчике…

— Боже, женщина, не задерживайте очередь.

В лифчике у нее оказывается десять тысяч рублей, и пограничник закатывает глаза.

Мой чемодан проверяют невнимательно. Даже раскиданный между нижним бельем твердый сыр, который я везу в Россию, как возят в качестве универсальной валюты сигареты в тюрьму, не вызывает вопросов.

Я перехожу в очередь на паспортный контроль. Она движется быстро, пограничница ставит штампы стоящим передо мной пожилым женщинам почти не глядя. Наверное, ей лень в четыре утра мучить людей вопросами. Хорошая граница.

Я подхожу к окошку уверенно, с максимально безразличным лицом. Отдаю паспорт и вид на жительство. Дальше не знаю, куда смотреть, нахожу взглядом камеру, смотрю в нее как порядочная гражданка. Ничего не происходит. Я перевожу взгляд на пограничницу. Она листает мой паспорт, внимательно рассматривая каждую страницу. Дойдя до конца, начинает заново. Смотрит на меня. Снова в паспорт. Долистывает до конца. Начинает заново.

Куда бы смотрел в этот момент человек, которому