Вдали от обезумевшей толпы. В краю лесов - Томас Гарди

– Ага! Память не изменила мне! – прошептал он, беззвучно шевеля губами.

Дернув посильнее, он вытащил из-под крыши какую-то странную, всю в паутине железную конструкцию, лязгнувшую от прикосновения. В длину в ней было около трех футов, в ширину наполовину меньше. Тим внимательно осмотрел находку, насколько было возможно в гаснущем свете дня, обтер рукой паутину и сказал: «Эта штучка, надо думать, поубавит прыти его длинным ногам!»

В руках у Тима было не что иное, как капкан для охоты на человека.

Глава XLVII

Если бы ценность автоматически действующего механизма определялась пригодностью его для самых изощренных, самых действенных пыток, то капкан для двуногих на выставке автоматов, бесспорно, получил бы первую премию.

Надо прибавить к этому, что изобретатель капкана, найденного Тимом под крышей дома лесничего, был, несомненно, человеком незаурядных способностей. Ибо созданный им снаряд отличался от прочих ему подобных в такой же степени, в какой дикие львы и тигры отличаются от медведей, волков и кабанов – обитателей бродячего зверинца. Другими словами, хотя во времена старой веселой Англии, воплощавшей в себе, как теперь считают, английский дух в самом чистом виде (это особенно справедливо по отношению к деревне), употреблялось великое множество всевозможных капканов, пальма первенства, без сомнения, принадлежала тому типу, которым сейчас вооружился Тим и который получил в свое время самое широкое распространение для охраны садов и поместий.

Среди капканов на двуногих существовало несколько разновидностей. Беззубой пользовались мягкосердечные люди, и своей безвредностью она вызывала заслуженное презрение широкой публики. Челюсти такого капкана похожи на рот столетней старухи, в котором время не оставило ни единого зуба. Была промежуточная разновидность, зубастая наполовину: два дюйма милосердия, два дюйма пыток; два дюйма – мягкий щипок, два дюйма – акульи зубы, и так вдоль обеих челюстей. Эту разновидность изобрел, по всей вероятности, сквайр из тех, про которых говорят «ни рыба ни мясо», или йомен, уступивший мольбам своей жены. Была еще одна, крайняя разновидность, некое подобие плоскозубцев: такой капкан кожу не драл, но зато дробил кости.

Готовый к действию капкан производил впечатление живого существа – комбинацию акулы, крокодила и скорпиона. Каждый зуб представлял собой заостренный шип в два с четвертью дюйма длиной, и торчали они, чередуясь: зуб сверху, зуб снизу. В раскрытом виде обе половины образовывали полный круг диаметром в два или три фута; внутри имелась плитка в один квадратный фут, куда наступала нога злоумышленника, а от нее расходились в стороны две пружины – сердце всего механизма, – которые срабатывали под действием силы тяжести (в данном случае этой тяжестью был вес тела обладателя ноги).

В Хинтоке жили еще старики, помнившие, как действовали эти капканы. Двоюродный дядя Тима Тенге провел как-то целую ночь в таком силке и на всю жизнь остался хромым. А еще был такой случай: как-то лесничий хинтокского леса поставил на браконьеров капкан, да и позабыл про него. Ну, сам и попался. Рана загрязнилась, начался столбняк, и бедняга отдал богу душу. Было это в тридцатые годы, а спустя десять лет такие капканы уже не употреблялись в окрестностях Хинтока. Почти целиком сделанные из железа, они не сгнили и не пошли на растопку, а валялись в каком-нибудь закутке на чердаке или в сарае, досягаемые для каждого, кому пришла бы охота побаловаться. В каждой деревне остался от старых времен хотя бы один такой капкан, и Тим с приятелями еще в мальчишескую пору (среди его приятелей было немало таких, которые мечтали стать знаменитыми браконьерами) любил играть в эту опасную игрушку, не думая, что она когда-нибудь ему пригодится. Они брали этот капкан, ставили в боевое положение и принимались бить поленьями по плите, пока челюсти не захлопывались, оставляя в дереве следы в дюйм глубиной.

Осмотрев капкан и убедившись, что все его пружины и шипы в порядке, Тим без промедления взгромоздил его на плечо и пошел со своей ношей через сад. Выбравшись сквозь живую изгородь на тропинку, бегущую на задах, он с помощью толстой палки раскрыл капкан и, спрятав его в кустах, пошел вперед на разведку. Как уже говорилось, по этой тропинке ходили мало, но все-таки была опасность, что в капкан попадется случайная жертва, а Тенге решил действовать наверняка.

Пройдя вперед сотню шагов – тропинка в этом месте бежала вверх, – Тим поднялся на бугор, на котором рос высокий могучий падуб. Лес отсюда просматривался насквозь, и он не мог бы пропустить Фитцпирса.

Некоторое время никого не было видно. Наконец далеко в густеющих сумерках замаячила чья-то темная фигура, то и дело сливавшаяся с кустами, что росли по обеим сторонам тропы. Фигура приближалась, и Тенге уже слышал шорох шагов по мху. Еще не видя, кто идет, он по легкости шага узнал Фитцпирса.

Тим повернулся и побежал вниз, в сторону своего сада. Вытащить капкан из кустов было делом одной минуты. Опасаясь, как бы пружина не сработала раньше времени, он осторожно перенес капкан к двум молодым дубкам, росшим бок о бок прямо на узкой тропе, там, где кустарник подступал к ней вплотную. Проем между дубками был как бы воротами в густых зарослях кустарника, здесь и поставил Тим свою западню, действуя все с той же предосторожностью. Он привязал цепь от капкана к одному из дубков, запер ее и наконец спустил предохранитель, защищавший от всякой случайности того, кто ставил капкан, или, употребляя местное, более образное выражение, «спустил собачку». Окончив работу, Тим поспешно бросился сквозь кусты в свой сад, бегом побежал к дому и, неслышно ступая, вошел в прихожую.

Послушная приказанию, Сьюк была уже в постели. Заперев на засов дверь, Тим расшнуровал ботинки, снял их у входа и, не зажигая свечи, поднялся в спальню и стал быстро раздеваться. Не успел он лечь, как раздался чей-то протяжный вопль, чей – невозможно было определить.

– Что это? – воскликнула в испуге Сьюк, садясь в постели.

– Похоже, что в чей-то силок попался заяц.

– Какой заяц! Разве зайцы кричат так громко? Послушай!

– Спи сейчас же. Забыла, что нам вставать ни свет ни заря.

Сьюк, ничего не ответив, легла. Тим осторожно открыл окно и прислушался. Сквозь многоголосую песню, исполняемую слаженным хором леса, до него доносилось с той стороны, где был поставлен капкан, слабое звяканье металлической цепи, но криков больше слышно не было.

Тим был озадачен. В спешке он как-то не подумал, что