Гостья - Эмма Клайн

– Давай я только выгружу продукты, – сказал Николас, припарковавшись на мощеной площадке перед маленьким гаражом.

– Помочь тебе что-нибудь донести?

– Ни в коем случае, – ответил Николас, успев подхватить кучу пакетов. Если ему и было тяжело, виду он не подавал.

Алекс последовала за ним в прихожую, затем через гостиную. На каждой стене висели картины, поражавшие яркостью красок. Мимо прошла персидская кошка, вальяжно приостановилась и запрыгнула на стеклянный кофейный столик. Диван – гофрированная волна оранжевых и желтых тонов – напоминал что-то из Италии шестидесятых и смутно походил на море грудей. Расстояние между мебелью в комнате было неестественно велико. За окнами все было различных оттенков зеленого.

– Я только зайду в туалет, – сказала Алекс, закидывая на плечо сумку.

– Дальше по коридору, – сказал Николас, – ты помнишь где?

В ванной Алекс ополоснула лицо и прополоскала рот. Вдоль линии роста волос у нее выскочила россыпь прыщей, она преодолела желание их выдавить. Брови выглядели слишком белесыми, щеки слегка обгорели, губы пересохли и шелушились. Она постаралась как можно быстрее все исправить – подкрасила брови, нанесла консилер под глаза и вокруг ноздрей. Смочила туалетную бумагу жидким мылом и протерла подмышки. Не так уж и плохо, и даже волосы стали выглядеть лучше после того, как она заплела их в косу, перед этим постаравшись вытряхнуть из них песок. Алекс смахнула песок с раковины на пол. Промокнула помаду туалетной бумагой, затем смыла весь мусор. Осмотр ногтей. Она потерла их мылом для рук, затем подержала под водой настолько горячей, насколько могла выдержать.

То, что надо. Безупречно.

Раньше Алекс не была на кухне, в отличие от остального дома, она выглядела так, словно ее не обновляли. Обставлена простой деревянной мебелью родом из пятидесятых годов, выкрашенной в светло-желтый цвет. Цветочные обои с мелкими розовыми бутончиками, идущими плотными диагональными рядками. На столе – стационарный телефон и панель с мониторами, на экраны которых выводились черно-белые картинки с камер наблюдения. Маленький пластиковый пульт с кнопкой. Это чтобы открывать ворота в гараже, подумала Алекс, но потом прочла надпись: ТРЕВОГА.

Николас открыл холодильник и начал доставать из белых пакетов упаковки «Пеллегрино», затем, одну за другой, – пластиковые бутылки с апельсиновым и грейпфрутовым соком. Он расставил их на полках ровными рядами под прямым углом друг к другу.

– Это займет всего минуту, – сказал он. – Могу я предложить тебе выпить или приготовить что-нибудь перекусить?

Алекс села на табурет у стойки.

– Ну, я бы чего-нибудь поела, если тебе не трудно?

– Конечно, нет. – Он закрыл холодильник и аккуратно сложил пустые пакеты. – Повара не будет до вечера пятницы, но чего бы тебе хотелось?

– Не хочу тебя утруждать.

– Пожалуйста, – сказал Николас, – мне это только в удовольствие. Я вообще люблю готовить, меня это расслабляет. И мне так редко представляется случай.

Удивительно, но Алекс почти верилось, что он говорит правду. Ей было чему у него поучиться.

Он снова открыл холодильник и заглянул внутрь.

– Я могу поджарить кусок лосося с овощами. – Он посмотрел на нее. – Ты ведь любишь рыбу, верно? Или салат на скорую руку?

– Ну, все это звучит заманчиво. Что попроще.

– Иди посиди на свежем воздухе, я тебе принесу.

– Боже, ну уж нет, – ответила Алекс. – Я могу чем-нибудь помочь?

– Я справлюсь. Погрейся на солнышке.

– Серьезно, – сказала она, – я бы лучше посидела здесь с тобой.

– Как пожелаешь.

Николас достал сковородку и вынул из оберточной бумаги кусок ярко-розовой рыбы. Он выглядел непринужденно, расслабленным, хотя, скорее всего, ему хотелось, чтобы она дала ему спокойно поработать. Вероятно, всем проще, когда границы проведены четче, но другие люди наверняка точно так же выделывались перед Николасом, пытаясь продемонстрировать, насколько они не похожи на других и насколько свободно общаются со служащими. Ей тоже случалось испытывать нечто подобное – мужчины, которые с нарочитым сочувствием на лицах задавали ей бесконечные вопросы о ней самой. С плохо скрываемым возбуждением дожидаясь, пока она признается в какой-нибудь подавленной травме. Мужчины, которые добивались, чтобы она кончила первой, как будто это служило доказательством их природной доброты. Это было не плохо, просто раздражало. Потому что на самом деле это требовало от нее больше энергии, больше фальшивых эмоций, под стать их собственным.

Алекс залпом осушила стакан воды, который налил ей Николас, и, ощутив приятную свежесть кубиков льда, поняла, насколько ее все еще мучает жажда.

Ужин с Джорджем в его столовой с черным мраморным полом и черными лакированными стульями прошел неприятно. Он испытывал нового повара. Голос Джорджа – дребезжащий, пронзительный – действовал на нервы, да еще он вскоре заскучал, откровенно заскучал. Все сидели как на иголках, понимая, что нужно как-то развлечь его.

Его жена поражала необычайной худобой – модель, которая решила стать художницей. Судя по разговору за ужином, творчество ее сводилось главным образом к рассуждениям о недвижимости, и она находилась в постоянных поисках более живописной студии. На ней был темно-бордовый свитер с лаймово-зелеными манжетами поверх накрахмаленной белой рубашки, помада у нее была красная, а на соседнем стуле лежала ее сумочка с застегнутыми в злой улыбке зубцами. В то время как всем остальным подали по вазочке сорбета, жене без каких-либо комментариев принесли мисочку черники, она ела ягоды по одной. За весь ужин она почти ни разу не обратилась к Алекс, ее нервическая энергичность была направлена исключительно на мужа. Джордж тоже почти не разговаривал с Алекс. Алекс была чем-то вроде предмета социальной обстановки – требовалось только ее присутствие, примерный размер и форма молодой женщины. Все, кроме того, что она сидела на стуле и кивала, отвлекало. Время от времени Саймон клал руку ей на затылок или поглаживал ее плечо.

Во время ужина Алекс словно погрузилась в состояние транса: скука действовала почти как наркотик, как то, чему можно предаться, упиться. Саймон рассказал ей, что жена запрещает Джорджу оставаться наедине с другими женщинами. Как будто, оставшись в компании тщедушного Джорджа, любая женщина немедленно набросится на него, изнемогая от страсти. Но лучше верить, что обладаешь чем-то ценным, на что могут посягнуть, чем сознавать, что не обладаешь ничем.

– Ты точно не голоден? – спросила Алекс. – Это охренительно вкусно.

– Я уже пообедал, – ответил Николас.

Кто знает, правда ли это? Возможно, Николас обязан был производить такое впечатление – словно у него нет человеческих потребностей и желаний.

Обычно она бы постеснялась вот так есть у мужчины на глазах, но сейчас была слишком голодна, чтобы из-за этого переживать. К тому же лосось был вкусный, и