Ну как там, в Америке-то? Записки швеи-мотористки - Тамара Петровна Москалёва

А я иду по неуютной улице, закрываясь от непогоды зонтом. Впереди, ссутулясь, шкрябает ногами некто: тяжёлый и большой. Он – с тощей сумкой и одет в белую рубаху с чёрной жилеткой и в шляпу с широкими полями, с которых вода непрерывной струйкой стекает на спину. Знакомая спина… Да ведь это же Мирхай! Догоняю, точно, Мирхай – мой сосед и давний знакомый из прошлой жизни!

– В метро? Пойдёмте под зонт. Не замёрзли?

– Да нет, у меня джемпер под рубашкой.

Старый Мирхай – бухарский еврей. В той, довоенной жизни[11], он был лучшим сапожником в Душанбе. По крайней мере, он сам так считал и считает сейчас. Мир-хай любит детей. И чужих, и своих, которых у него семеро. И все сыновья! С появлением на белый свет каждого мальчишки он радовался, целовал ручки-ножки, пухленькую попку: «калон шави!» («расти большой!») Он складывал пальцы в щепотку, подносил к писюльке мальчонки, а после целовал свои пальцы, приговаривая: «Ай, дудулька, калон шави!» («расти большой!») Слов немного, но много смыслов, и главный: «живи»! Этот порыв в бухарской среде был и является ритуалом любви и благословения малышу. Благословение не только материнское, отцовское, а и просто человека, любящего детей, и является своего рода коротенькой молитвой, обращённой к Всевышнему: «Дай, Господи, этому мальцу стать крепким мужчиной и продлить род свой!» Таким же ритуалом, как знак высшей степени уважения и любви, является: собственными руками положить прямо в рот дорогому гостю угощение – плов, мясо, кусочек сладкой дыни, персик… Большие, навечно прокопчённые руки Мирхая, нянчили своё семя – своих наследников, дарили яблочки и конфеты дворовым ребятишкам: «Калон шави!»

Прошли годы, и с постоянным «калон шави» мальчишки стали мужиками – продолжателями рода. Нагрянула старость. Умерла жена. Собственные дети зажили своей жизнью. Каждый звал отца к себе. Но Мирхай оставался в своей кибитке – там, где поднял сыновей, где витал дух его покойницы-жены. И вдруг… война – девяностые годы! Родные, знакомые – все разбежались от смерти кто – куда! Сыновья с семьями – в Израиле. А он, Мирхай, очутился в Америке. Со своим средним сыном. А те… они приглашают. Но зачем старому человеку бегать с места на место? Да и не ближний свет – Израиль от Америки. Мирхай обживается здесь, в этой, как он думает, своей последней неизведанной дали. Здесь хорошее отношение к старикам. Он старается не дёргать сына проблемами, а дальше… жизнь покажет. Правда, болит сердце по той родине, где прошла жизнь в хлопотах и заботах, и невыносимо грызёт, поедом ест, тоска по жене. Скучает по сыновьям. Особенно по маленьким внукам… «Детишек на улице вижу – свои перед глазами! Так и хочется всех обнять да расцеловать!» – говорит он мне.

А сейчас Мирхай едет домой с языковых курсов. «Ну а как же мне без языка? Я как собака: всё вижу, а сказать не умею» Ну вот мы с Мирхаем и пришли. Электричка будет минут через десять-пятнадцать. Народу немного: мы вдвоём да молодая женщина поодаль, с кудрявым мальчонкой лет пяти. Парнишка не стоит на месте – крутится юлой. Прыгает то на одной ножке, то на двух. Мамаша отвернулась и громко и увлечённо разговаривает по телефону. Вдруг мальчишка срывается с места и бежит по кромке перрона в нашу сторону и вот-вот упадёт в яму на рельсы! А там… где-то за дальним поворотом уже маячит свет – электричка на подходе! Мирхай бросил сумку и, опередив меня, метнулся к ребёнку, выхватил его большими руками, прижал к себе и понёс вглубь стоянки от страшного места. Мальчонка испуганно завизжал и, царапаясь и кусаясь, стал вырываться из крепких рук незнакомого старика. Мать его резко повернулась к нам и, не увидев предыдущей сцены, где её ребёнок был буквально на волосок от гибели, громко закричала на Мирхая: «Ты хочешь украсть моего ребёнка?!» Мирхай разжал руки и, сложив пальцы в щепотку, поднёс их к штанишкам мальчонки. Затем быстро поцеловал свои пальцы «калон шави!» («живи, расти большой!») и подтолкнул мальца к матери. Раздался душераздирающий вопль и многоголосым эхом разнёсся по перрону: «Полиция! Поли-и-иция! Спасите! Педофил! Педофил хочет украсть и изнасиловать моего ребёнка!» В мгновение ока откуда-то из недр метрополитена выросли пять полицейских с дубинами и пистолетами и, старый Мирхай, не успев очухаться, оказался в наручниках с руками за спиной.

Состоялся суд с объяснением знатоков-свидетелей о «щепоточном» ритуале, благословляющем мальцов-мальчишек в дальний жизненный путь на продление фамильного рода, за который старый Мирхай получил самое минимальное наказание – высылку из страны Америки.

И живёт он теперь в Израиле. Нянчит любимых внуков и дарит яблочки и конфеты дворовым ребятишкам. А вот благословляет ли он теперь мальчишню ритуальными щепотками со словами «калон шави»… кто знает…

Мешок камней

Бегу к терапевту: накануне, как и каждый год, проходила общее тестирование. На осеннем дворе мразко и ветрено. Рваные нитки дождя, гонимые ветром, разлетаются в разные стороны. Еле удерживаю зонтик. Небо, затянутое грязными облаками, наводит тоску: что-то скажет доктор? А вдруг… Терапевт у меня новая – блондинистая дама, лет сорока с небольшим.

А вот и офис, он тоже для меня новый. Прежний лечебный центр, куда я было сунулась, прикрыли. Владельцев взяла прокуратура на карандаш за махинации со страховками. Врачи-специалисты разбрелись, кто куда. Болезные – тоже. Страховки – лакомый кусок недобросовестных медиков, желающих заработать на процедурах, не нужных пациентам. Более того, они (медики) связаны материально со своими аптеками, офисами тестирования, поставляя им клиентов-пациентов.

Итак, перебираю несколько ступеней вниз и оказываюсь в небольшом фойе без окон. Горит яркий свет. Отмечаю в регистратуре своё прибытие ровно в назначенный срок и… жду. На стульях вдоль стенки – трое страждущих. Прошло два часа… я вся издёргалась в ожидании приговора. Ой, зовут! Сердце трепещет – захожу в кабинет, присаживаюсь.

– Та-ак… что у нас тут?.. – врачиха, устроившись напротив за столом, перекладывает бумаги, смотрит в компьютер – рассматривает результаты тестов. Бубнит себе под нос: – Хм… это… хорошо, это – в норме, это – прекрасно… Ничего не беспокоит? Нет? Давайте прослушаю… прощупаю…

Я села, встала, легла…

– М-да, всё нормально. С вами даже неинтересно!

Вот как! У меня отлегло от сердца. Я рассмеялась. Докторша загадочно улыбается.

– У вас замечательная страховка… давайте-ка мы назначим вам… вот эти… э-э… процедурки…

– А зачем, ведь всё нормально?

– Хорошо, – быстро соглашается