Ну как там, в Америке-то? Записки швеи-мотористки - Тамара Петровна Москалёва

что не всегда можно было понять: шутит она или говорит серьёзно. Улыбка открывала щербинку в ровных зубах, которая придавала ей особенную привлекательность. Круглые плечи и высокая крепкая грудь заметно притягивали внимание противоположного пола. На неё заглядывался и Марик – муж хозяйки-Гали. Но Валентина любила своего Гришку-армянина и без умолку могла говорить только о нём: «Познакомились с ним, я была худущая. Так мой Гришка тоннами приносил булочки, пироженки-мороженки, шашлыки и буженину. Заставлял всё есть, дескать, чтобы ночью было за что подержаться. И сейчас раскармливает, как на убой. Шутник, любит меня!»

Как-то утром Ангелина спросила:

– Валюх, ты чё нараскарячку-то ходишь? Как на шарнирах! Армянин что ли гонял всю ночь?

Ох, уж эта Ангелина! И всё-то она видит! Валентина отшутилась, а, подойдя ко мне, осторожно поинтересовалась:

– Вер, не подскажешь, чем геморрой унять можно? Гришка растревожил: всю ночь любил… по полной! Способы разные… Болит теперь – сил нет, кровит даже.

– К врачу бы надо… и, слышь, Валюха, – я старалась подобрать слова, чтобы не обидеть женщину, – понимаешь… Гришка-Гришкой, а ты… всё же… не жена ему. Он – кавказец горячий… способы эти… Отрывается с тобой, как говоришь, «по полной» без разбору, но ты хоть сама-то жалей себя, ублажая мужика. А, вообще, от геморроя, вроде, сырая картошка помогает.

– Спасибо, Верка! – бодро сказала мне Валентина следующим утром. – Помогла картошка!

Валюха – нелегалка. Обычно, не всегда многословная, со мною делилась сокровенным.

– У меня… всё в бывшем, – горько усмехалась она.

•

Конец недели – завтра выходной.

– Идём в церковь, – предложила Валентина, – родных помянем, свечки поставим.

– У меня вообще-то другие планы… – Но, подумав, я согласилась: —Идём, есть и мне, кого помянуть, за кого свечки ставить.

Тёплое воскресное утро. Сели в автобус, поехали. А вот и она! – Ядрёным грибочком торчит из земли обновлённая церквуха-малуха, сияет на солнышке золотой маковкой. Оградою церквушке служат крепкие дубки. Они далеко вокруг кидают свою тень. Народу много. Торжественно. Перекрестились, поставили свечки за упокой ушедших и за здравие живых. Слушаем батюшку, возносившего молитву густым басом, и тонюсенькие рулады певчих бабушек-девушек. Мороз по коже… и слёзы… Валентина стоит у иконы, что-то шепчет, прикладывается к лику.

Выходим одухотворённые. Позади церкви – кленовая роща с озерцом, у которого разбросано несколько кустов шиповника. Рядком стоят скамеечки. Сели. Глядим на озеро, думаем – каждая о своём… С десятка два уточек под охраной степенных мамаш суетливо ныряют, смело разбивая воду крепкими грудками.

– Смотри-смотри, чё делает! – громко удивляется Валентина.

Взрослая утка теребит юркнувшего было к ней утёнка, который теперь старается удрать от обидчицы.

Хорошая погода и душевный покой располагали к беседе. И Валентину понесло! Видно, долго в себе копила, и вот сейчас всё нутро своё вывернула наизнанку! Из её рассказов было ясно, что живёт в Киеве. Медсестра, бывшая (за безденежьем закрыли больницу). Замужем за капитаном. И тоже бывшим. Муж потерял работу: расформировали воинскую часть. Есть сын. Есть родители-пенсионеры. До развала Союза жили-не тужили. В тихом семейном счастье прошло пятнадцать лет, пока не обрушилась на головы народа беда под названием «лихие девяностые», в которой без следа потонуло всё Валюхино счастье. И, конечно, не только её.

– Что делать? – вспоминает Валентина, – работы нет. Деньжата, что поднакопили, растаяли. Родителям пенсию месяцами не выплачивают. В магазинах – пусто! Чтобы с голоду не пропасть, кинулась туда-сюда в наймитки к богатеям. Вот же чертовщина какая – все были равными, а тут, богачи откуда-то взялись! Умеет же народ… А муж на гражданке ничему не научен. Что делать? Пошёл на рынок грузчиком. Непонятные дружки-товарищи появились. И – пошло-поехало: попивать начал, скандалить.

– Ох, Валька, знакомая история… кого ни послушаешь… Прямо под копирку!

– И не говори! – поддакнула Валентина. – А тут у нас на Украине каким-то образом пооткрывались всякие конторы по трудоустройству за границей. По большому блату за бешеные деньги. Мы с приятельницей решили сунуться. Но слышим: того кинули, другого… Лохотрон, короче. Боязно стало. И всё же рискнули! – Продали с мужем легковушку. Родители продали свою квартиру и переехали за город – в садовый посёлок. Собрали деньги, добавили к выручке остатки налички, что ещё имелась. И вот я – в Америке. Подруга в Германию укатила.

– Тоже повезло.

– Ну да. Хоть и времена на дворе неромантичные, но документы – в кармане! И… с синицей в руке так охота взметнуться… хм, журавлём в синее небо! Заграницу посмотреть и себя показать! – Валюха задорно смеётся. – А там… планы, надежды. И вот она – заграница! По договору я должна быть: расторопная, обязательно украинка, приятная, чистоплотная, здоровая, без вредных привычек. Должна уметь вкусно готовить и ухаживать за стариками и детишками в русскоязычной семье. – Валентина на минуту задумалась. Лицо её раскраснелось, глаза заблестели. Помолчав, она продолжила свой рассказ: – Ну вот… добралась я до места. Хозяева – выходцы с моего города. Земляки. Трёхэтажные хоромы. Большой сад. Выделили мне отдельный угол. И стала я работать. Вернее… ишачить! Кругло-су-точ-но! Поварихой-нянькой-уборщицей-дворничихой и ещё чёрт знает кем! На мне – предки хозяйки (старики-колясочники: когда-то в аварию они вместе попали) и троица сопливых малышей – мал-мала-меньше. Кот и пара злющих собак-охранников. Особняк, сад и куча пристроек. По договору-то, как уже сказала, я должна была только за детишками ухаживать. А ту-ут! ой… – Всем жрать сготовь и подай. Да не просто какую-то там кашу-малашу, а вареники да борщи, драники, блины да пирожки. А хозяева-то – не дураки пожрать! Ну вот – должна везде убрать-прибрать. Всех накормить, за всеми постирать-помыть, всем угодить. Ночью встать к орущей мелюзге и к умалишённым старикам, которые, выдрыхнулись днём, а ночью изнывают от бессонницы и громко ругаются между собой или стонут от болячек, кто кого перекричит.

– С ума сойти!

– Да-а. Молодые днями напролёт деньги зашибают и немалые (он – адвокат, она – врач) – кредиты на прошлую учёбу покрывать надо, а ночью они спят убойным сном. Выпадает выходной – сматываются отдыхать, им не до родственников. Короче говоря, наломаюсь за день-то – ни рук, ни ног не чувствую, а ночью, как маятник шастаю к одному да к другому… а самой спать так охота, что, просто сил нет, с ног валюсь! Пру в полусне, как в гипнозе и, кажется: вот щас придушу тебя, заразу, чтоб навеки заткнулся! Ты, сволочь, хоть понимаешь, что я тоже – живой человек, и спать хочу?! Не знаю, как обошлось без трагедии – ведь полные сутки ходуном хожу, как проклятая! Стариков вообще-то хотели в дом престарелых отдать, где