Красная Поляна навсегда! Прощай, Осакаровка - София Волгина

Однажды, когда Женя и Катя были в школе, Ирини решила проверить, что же этот чемоданчик содержит в себе. Ключа не нашла, хотя искала долго. Тогда она взяла ломик и взломала замок. Чемодан был забит какими-то бумагами, коробочками, мелкими инструментами, лежал бритвенный старый электрический прибор, какие – то книги, коробки лезвий для бритья, станок для бритья, мыло, какая-то еще чепуха. На самом дне она нашла две трубки сантиметров двадцать в длину заполненными двадцатикопеечными монетами, а также, завернутые в газету лежали бумажные деньги, около двух с половиной тысяч. Ирини обалдела. Таких денег она сроду в руках не держала. Откуда они? Неужели припрятывал для своих целей. Как, например, съездить на Кавказ. Или прогулять с какой-нибудь проституткой. А она – то, дура, все сбережения свои клала ему на книжку. Да… Но даже не это так ее удивило. Когда она уже собралась закрыть чемодан, она обратила внимание на мятую бумагу. В ней что-то было завернуто. Наверное, какие-нибудь гвозди. Ан нет. Там оказались, кто бы мог подумать! – презервативы. В большом количестве. Достаточно, чтобы покрыть полностью всю поверхность содержимого чемодана, что она и сделала. Деньги забрала, захлопнула чемодан и ушла, злорадно представляя себе состояние мужа, обнаружившего, что открылось все его сокровенное содержание.

Все-таки не зря она подозревала его в неверности. А ведь, как отказывался! Наташка говорила ей, что приходила какая-то молодая женщина с работы и спрашивала его. Кто такая? Он так и не признался. Зачем ему презервативы? Ведь с Ирини он никогда ими не пользовался.

И в самом деле, у Саввы в глазах потемнело, когда он увидел вскрытый чемодан. Хорошо, что эта дура не догадалась забрать документы. Она ведь не догадывается, что он разводится с ней. Деньги забрала, пройдоха! Ну а презервативы? Пусть знает, что он не скучал без нее. Надо срочно поехать снять деньги с книжки. Пусть потом докажут, что они все у него. Нечего было, голубушка, совать нос куда не надо! Привыкла в душу плевать и залазить туда в грязных башмаках…

После разорения чемодана он ночь не спал. На следующий день, пока жена находилась на работе, а дети в школе, он, подогнав свой автобус, вынес все свое добро: одежду, обувь, постельное белье, подушки, матрас, одеяло, баян, гармонь, чайник и другую посуду, кое-какой столярный инструмент. Федя должен был прийти помочь, но не пришел, тот был тоже на стадии разделения имущества со своей второй женой-русачкой. Так, что Савва сам все перетаскивал. Целый час на это ушло. Слава Богу никто не застал его за этим занятием. Даже квартирантов дома не было – работали. Семь потов сошло с Саввы. Никогда б не подумал, что так тяжело будет ему это делать. В последний момент его застала Катя. Он сказал, что уезжает потому, что больше не может жить с их мамой. Катя смотрела жалостливыми расширенными глазами. Бросив ей «до свидания», он уехал. Пожитки отвез к старой родственнице, горбоносой тете Лизе Шембелиди, с которой договорился вчера, поздно вечером. У нее сын был в армии так, что его комната была свободна. Уже когда он оказался на месте, Савва облегченно вздохнул. Словно исполнилась, давно замысленная, взлелеянная мечта, и теперь он мог жить так, как ему заблагорассудится. В эту ночь он крепко спал, то ли от нового чувства свободы, то ли от нервного перенапряжения, то ли от того, что вчера не спал совсем. Назавтра он уже сидел во дворе родственницы и играл на всю катушку любимые мелодии на баяне. Он ни о ком и не о чем не хотел думать: ни о дочерях, ни, тем более, о жене. Бывшей жене. Впереди ожидался бракоразводный процесс. Атам – трава не расти…

* * *

Когда у Александриди сгорела крыша, Елена Михайловна Красовская, старая еврейка высланная давным-давно из Ленинграда, жившая на соседней улице, посоветовала обратиться за помощью в профсоюз. С того времени она стала Ирининой приятельницей. Столько всего эта женщина знала! Подвижная, прямо-таки резвая семидесятилетняя спортсменка. Сухая и поджарая она везде успевала. Ела только правильную полезную пищу с рынка. Мужья давно умерли. Интересно, что вторым мужем был брат первого. Елена Михайловна рассказывала о них с любовью. Рассказывала, какой у нее был в доме порядок. Как успевала работать и вовремя подать к столу и на завтрак, и на обед, и на ужин.

– Это совсем не про меня, – смущенно оправдывалась Ирини, – я ничего не успеваю.

– И очень плохо, милочка. Как же так? Муж придет с работы, а дома о нем никто не позаботился.

– Так вам сам Бог велел все успевать: у вас не было детей. А у меня их трое.

– Да! Чего Бог не дал – так детей. Одна дочь умерла во время родов, а больше не было беременностей. Как уж Борис хотел, ужас! Николай, второй мой, уже не говорил про это. Мы поженились, когда мне было пятьдесят, а ему шестьдесят. Впрочем, – добавила она, – дети не должны быть помехой в готовке еды. Я как делала? Вот слушай: сварю, например, курицу, а бульон оставлю назавтра, так как знаю времени у меня будет не так много. Пришла с работы, кинула туда картошки, рис, зажарку и суп готов. А что еще мужику надо? Нет, – поведала она в заключение, – у меня не было ни малейшей проблемы с обедами. Вообще, – назидательно вещала старушка, – путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Недаром так говорят!

Елена Михайловна очень близко приняла участие в бракоразводном процессе, который постиг Ирини.

– Это-ж надо, каков подлец: бросить семью, троих девочек и старшая дочь уже на выданье!

– Ему то что? Только бы по шарахаться с бабами, – мрачно резюмировала Ирини.

– Не расстраивайся! Пусть идет себе куда хочет: девчонки уже почти взрослые, сами себя обеспечат. Не пропадешь! Не переживай.

– Да я не переживаю… Хотя Наташка только поступила в институт, Катя в восьмом классе, а Женечка в седьмом. Все бы ничего, да этот скотина требует деньги за половину дома. Представляете?

– Да…Совсем борзой. Когда же суд?

Елена Михайловна присутствовала на суде и даже давала показания.

Савва сидел, как на иголках. Хотелось, чтоб все поскорее закончилось. Ему казалось, что Ирини может что-нибудь выкинуть типа: обозвать его, ударить, или плюнуть в его сторону. Во время процесса он все время был настороже. Но не понятно, почему Ирини была совершенно тихой. «Так тебе и