Башня воспоминаний - Ким Сонён

— И как ты назвала ателье?

— «Синяя пуговица».

— О, а неплохо. И бабушке понравилось?

— Нет, она сказала: «Ну кто так ателье называет?» Наверное, хотела своим именем назвать. Ателье Ли Отсон.

— Классное имя у твоей бабушки.

— Ага. Моя бабуля была настоящим дизайнером. Всю мою одежду она вязала. И пуговицы такие роскошные были, я до сих пор вспоминаю одну синюю пуговицу. Я пошла в садик в свитере, который бабушка связала, а дети начали дразнить, что я на старушку похожа. И я потом отказывалась его носить. Когда сейчас об этом вспоминаю, думаю, как бабушке, наверное, было обидно.

Ихён слушал, перебирая между пальцами травинку. Ему нравилось представлять маленькую Онджо.

— Знаешь, какими были последние слова моей бабушки перед смертью?

Ихён молча смотрел на профиль девушки. Ее глаза затуманились, словно она перенеслась в далекое прошлое.

— Она сказала: «Мне больше ничего не любопытно».

Ихён удивленно воззрился на Онджо.

— Хах! Крутая она у меня была, да?

Даже вспоминая о последних минутах бабушки, Онджо не переставала улыбаться. Время, проведенное вместе с бабушкой, было для нее очень ценно: даже о расставании, именуемом смертью, у нее остались прекрасные воспоминания.

— А что это значит?

— Знаешь, что она сказала до этого? Мне кажется, это очень крутые последние слова.

Бабушка умерла в доме престарелых. В последние годы она страдала деменцией, а именно краткосрочной потерей памяти. У бабушки постепенно исчезали самые недавние воспоминания — кто только что навещал ее, кто звонил, принимала ли она уже таблетки и так далее. В хорошие дни бабушка помнила всех членов семьи, но иногда бывало и такое, что она забывала своих внуков. А временами она и вовсе смотрела на собственных детей и не узнавала их. Так что, когда Онджо с мамой приходили навещать бабушку, мама специально задавала ей вопросы, чтобы оживить воспоминания. Она заставляла бабушку перечислять всех детей по порядку, называть имена зятьев и невесток, вспоминать внуков.

Однажды настал момент, когда бабушка забыла свой последний дом — тот, в котором она прожила дольше всего. Тогда мама Онджо спросила у нее:

— Мам, а где ты жила, когда была счастливее всего?

— На улице Букмунро.

Бабушка родилась и выросла на улице Букмунро. Если она была счастливее всего в то время, значит, ей больше всего нравилось принадлежать самой себе?

В какой период своей жизни человек принадлежит полностью только самому себе? Когда ему не приходится играть роль кого-то и удается быть преданным лишь своему «я»? Онджо не могла поверить, что бабушка была счастливее всего, когда была еще юна, то есть в возрасте самой Онджо сейчас. В те времена был еще период японской оккупации, и в школе запрещалось говорить на родном языке, а за нарушения били палкой по ладоням. А потом и вовсе началась Корейская война, и всех призвали отбывать трудовую повинность, и бабушке с семьей пришлось скрываться в горах. Как же она могла чувствовать себя счастливее всего в такое страшное время? Онджо всегда думала, что школа — это просто период подготовки к чему-то большему. Что это просто время ожидания перехода на новый этап в жизни, не имеющий никакой ценности сам по себе. Но услышав бабушкины слова, Онджо вдруг подумала, что, возможно, каждый момент нашей жизни является полноценным сам по себе. Что моменты, которые она проходит сейчас, не просто период для подготовки к будущему, а полноценное время ее жизни. «Как только это закончится, если только пережить это время…» — с такими мыслями жила Онджо до тех пор, но теперь была уверена, что это неправильно. Потому что время, которое прошло, больше никогда не вернется.

Такие мысли кружили в голове Онджо, когда она неслась в больницу, после того как мама позвонила ей с вестью о том, что бабушке стало плохо.

Бабушка смотрела в окно на предзакатное небо. Гладкие камешки на берегу сверкали на солнце, а на мелководье слегка накатывали волны, отражая лучи заката. Бабушка пошевелила губами. Слов слышно не было, и мама наклонилась поближе, прямо к ее лицу.

— Что? Мам, я не расслышала. Повтори еще раз.

— Жалко.

Дыхание бабушки было таким тяжелым, что ее голос больше напоминал еле слышные хрипы. Но ее взгляд был ясным как никогда.

— Что? Чего жалко?

Онджо с мамой растерянно переглянулись. О чем она говорит? Бабушка с трудом подняла руку и показала в окно.

— Что больше не увижу такой красоты.

Онджо посмотрела туда, куда указывала рука бабушки. Закат был ослепительным. Все, на что падали лучи солнца, сверкало и переливалось золотом.

— Но мне больше ничего не любопытно.

С этими словами бабушка уронила голову.

Онджо часто вспоминала о последних словах бабушки, но так и не смогла до конца понять, что она имела в виду. А спросить у мамы было нельзя. После бабушкиной смерти мама сразу начинала плакать при любом упоминании о ней. Она скучала по ней еще отчаяннее, чем по погибшему папе Онджо. Маму никто не может заменить, даже если ты уже совсем взрослый.

После вопроса Ихёна о разнице между тем, чтобы жить и быть живым, Онджо почему-то вспомнились последние слова бабушки.

Ихён тоже погрузился в размышления. Он несколько раз мысленно повторил про себя фразу: «Мне больше ничего не любопытно».

— А может, в этом и есть разница между тем, чтобы жить и быть живым? Любопытство, интерес. Мы живем постоянно в поиске чего-то. Но если тебя больше ничего не интересует, то становится скучно. А вот нам пока очень любопытно, что же нас ждет, — сказала Онджо, глядя на песок школьного стадиона, который закат окрасил в оранжевый цвет.

— А ты думаешь, многим ребятам на самом деле любопытно, что их ждет? Мы же узнаем вкус отчаяния и поражения еще прежде, чем понимаем, как устроен этот мир, и принимаем за норму то, что будущее ничем не отличается.

— Именно поэтому мы и не живем. Мы просто живы. А чтобы жить по-настоящему, нужно задаваться вопросом «Что делать?» и бесконечно искать ответы. Разве нет?

Когда они обновляли правила работы «Магазинчика», Онджо без конца задавалась вопросами. Зачем, ради чего она так хочет продолжать заниматься «Магазинчиком времени»? Откуда пришла сама идея создания «Магазинчика» в том виде, в котором он есть сейчас? Тогда ей на ум пришли слова, которые Онджо тут же записала. Можно назвать их нытьем, оправданием или какой-никакой, а причиной того, почему «Магазинчик времени», по мнению Онджо, должен существовать. Она переслала текст Ихёну эсэмэской.

— На случай, если мы вдруг забудем, с чего начинали. Хочу выложить это на сайт