Жизнь гейши. Мемуары самой известной гейши в мире - Минеко Ивасаки

Однажды я пришла в Школу Иноуэ и услышала, как Старшая Наставница разговаривает с кем-то в студии. Я расстроилась, потому что мне нравилось, когда она дает первый урок мне. Когда я вошла в комнату, то увидела, что ее собеседница немолода, но при этом выглядит просто потрясающе. Было что-то особенное в ее манере держать себя. Мое любопытство разыгралось не на шутку.

Старшая Наставница велела мне присоединяться к уроку. Незнакомка поклонилась и поприветствовала меня. Мы вместе разучивали танец под названием «Эбонитовые волосы», повторяя его множество раз. Незнакомка оказалась восхитительной танцовщицей. Сначала мне было неловко танцевать вместе с ней, но вскоре я забыла обо всем в потоке движений.

Как всегда, Старшая Наставница меня критиковала. «Слишком медленно, Минэ-тян. Набирай темп». «У тебя руки болтаются. Прижми их». Но другой женщине она не сказала ни слова.

После окончания занятия Старшая Наставница представила меня гостье.

Ее звали Хан Такэхара.

Госпожа Такэхара считалась одной из величайших танцовщиц своего поколения. Она была магистром нескольких школ и проникла в самую суть этого искусства, создав собственный новаторский стиль. И мне посчастливилось танцевать рядом с ней.

С раннего возраста я любила наблюдать за успешными танцовщицами и при каждой возможности старалась учиться у них. Вот одна из причин, по которым я проводила так много времени на Синмондзэн: сюда стекались танцовщицы со всех уголков Японии, чтобы поучиться у иэмото. Сейчас некоторые из женщин, с которыми я познакомилась в дни своего детства, открыли собственные школы и сами стали иэмото. Я бесчисленное множество часов наблюдала за преподавателями и ученицами Иноуэ во время занятий.

Через несколько месяцев после моего первого (неудачного) выступления мне дали детскую роль в спектакле «Танцы Онсукай», который обычно ставят осенью. Так я впервые выступила перед широкой публикой. Следующей весной я танцевала на Мияко Одори. Детские роли я продолжала играть до одиннадцати лет. Выступления на сцене многому меня научили, ведь я получала непосредственный опыт и ощущения профессиональных танцовщиц.

Втайне от меня тетушка Оима приглашала родителей на каждое мое выступление, и, насколько мне известно, они не пропустили ни одного. У меня было настолько плохое зрение, что я не могла различить отдельных лиц среди публики, но почему-то всегда знала, где они сидят. Мое сердце как будто взывало к ним: «Смотрите, мама и папа! Поглядите, как я танцую! Ведь правда здорово?» Разве не так поступают все дети в этом мире?

В Японии школьные занятия проводятся и по субботам тоже, так что единственным выходным днем у меня было воскресенье.

Вместо того чтобы поспать подольше, я вставала спозаранку и бежала на улицу Синмондзэн: для меня не было развлечения лучше, чем наблюдение за утренней жизнью иэмото и младших наставниц. Иногда я приходила туда к шести часам утра, а молитвы произносила и чистила туалеты уже после возвращения домой. По воскресеньям детские занятия в Иноуэ начинались в восемь утра, так что у меня было полно времени, чтобы походить за младшими наставницами и посмотреть, чем они занимаются.

Старшая Наставница первым делом молилась – точно как тетушка Оима. Она уединялась в алтарной комнате, а младшие наставницы в это время убирались в школе. Они протирали тряпками деревянные поверхности сцены и длинных коридоров и драили туалеты. Я была поражена. Все они были моими учительницами, но им все равно приходилось исполнять те же обязанности, что и мне, – ведь они все так же оставались ученицами Старшей Наставницы.

Старшая и младшие наставницы завтракали вместе. Потом Старшая Наставница давала младшим урок, и я снова могла за ними наблюдать. Это были самые долгожданные моменты за всю неделю.

А еще я очень любила лето. В Киото оно жаркое и влажное. Одной из моих обязанностей было каждый день сидеть позади Старшей Наставницы и обмахивать ее большим круглым бумажным опахалом. Для меня это была идеальная возможность подолгу и без перерыва наблюдать за иэмото, пока она преподавала. Другим девочкам такая работа не очень нравилась, но я могла сидеть так часами. В конце концов Старшая Наставница прямо-таки заставляла меня пойти отдохнуть. В это время остальные девочки скидывались на «камень-ножницы-бумага», чтобы решить, кто из них займет мое место. Через десять минут я возвращалась, чтобы снова обмахивать иэмото.

Параллельно с танцами я старательно училась музыке. В десять лет я оставила кото и начала осваивать сямисэн, струнный инструмент с квадратным корпусом и длинным грифом. Играют на нем с помощью медиатора. На сямисэне обычно аккомпанируют танцу в киотском стиле, в том числе в Школе Иноуэ. Изучение музыки помогало мне почувствовать трудноуловимые ритмы движения.

В японском языке есть два слова для обозначения танца: «май» и «одори».

Май считается священным танцем, его могут исполнять только специально обученные люди, имеющие на это официальное право. В древние времена девы танцевали май в святилище в качестве подношения богам. В отличие от него, одори воспевает перипетии человеческой жизни: запечатлевает счастливые моменты и придает особую торжественность грустным. Это танец для всех, и потому его часто можно видеть во время японских фестивалей.

Только три формы танца обозначаются термином «май»: микомай – танец дев в синтоистском святилище, бугаку – танцы императорского двора и но май – танцы театра Но. Киотский танец – это май, а не одори. Школа Иноуэ особенно тесно связана с но май и стилистически на него похожа.

К десяти годам я уже знала, чем отличается май от одори. Гордилась, что я танцовщица май и ученица Школы Иноуэ. Возможно, даже чересчур сильно гордилась. По части мелочей я стала настоящей занудой.

Однажды холодным зимним днем я пришла в студию совсем замерзшая и отправилась к жаровне хибати, чтобы согреться. Кроме меня, в комнате находилась девочка-подросток, которую я никогда прежде не встречала. По ее прическе и одежде я поняла, что она – сикомисан.

«Сикомисан» – это девушка, находящаяся на первой ступени обучения на гэйко, или, если еще точнее – девушка, заключившая контракт с окия. Меня, например, никогда не называли сикомисан, потому что я была атотори.

Сикомисан сидела в самой холодной части комнаты, возле двери.

– Садись к огню, – сказала я ей. – Как тебя зовут?

– Тадзуко Мекута.

– Я буду звать тебя Меку-тян.

Я подумала, что она, наверное, на пять-шесть лет старше меня. Но в Школе Иноуэ старшинство определяется по дате поступления, а не по биологическому возрасту. Так что она была для меня «младшей соученицей».

Я сняла носки таби.

– Меку-тян, у меня чешется мизинец на ноге.

Я вытянула ногу,