Бесконечное землетрясение - Эван Дара

улица. Снующие люди с пакетами на веревочных ручках, пикапы доставки с откидными бортами. Урны конической формы, похожие на стоящих навытяжку солдат, периодически получающих и проглатывающих дисциплинарные взыскания.

Мужчина в круглых очках брел в их направлении, прошел мимо. Потом тротуар опустел. Он почувствовал толчок со стороны сундука.

— Ладно, — сказал отец, — пойдем.

Он опять передал сундук в его сильную руку, и они поковыляли прочь от витрины магазина. Затем он повернулся и некоторое время шел по тротуару в ритме ча-ча-ча, пока они с отцом вновь не зашагали в ногу. Сундук оттягивал плечо. Он помнил эти круглые очки по собраниям педсовета в школе.

Он был с матерью в квартире без стенных шкафов. Они только что вошли, и она щелкнула выключателем висящей над головой лампочки и бросила холщовую сумку, в которой носила полотенце и трико, на тяжелый кожаный стул у двери. Комната была в коричневых тонах и так и просила зажечь еще света. Они не стали.

Мама вернулась из танцевального кружка контактной импровизации, это было ее «самое, самое любимое» занятие, «для взрослых оно ближе всего к игре», сказала она однажды. Во время урока он сидел в коридоре у зала и просматривал старые журналы, посвященные йоге. Они были сложены в такие фигуры, которые, как он думал, соответствовали описанным в них практикам.

Прежде чем снять плащ, тонкий, из серой льняной ткани, мать вынула из кармана два целлофановых пакетика с сырными крекерами. Потом она прошла мимо раскладушек и положила крекеры на стол в кухонном уголке. Он видел эти блестящие пакеты на полке для закусок там, где потные танцоры разговаривали и пили воду и экзотический чай после спокойного занятия, в течение которого они перекатывались друг через друга.

— Теперь, — сказала мать, — надо принять душ. Тебе не нужно заскочить в укромный уголок, пока я не напустила туда пару? — Она подняла и опустила брови, потом улыбнулась ему. — Или ты лучше подождешь, когда пар просочится сюда?

— Мне не надо, — сказал он. — Можешь идти.

— Ладно, — проговорила она. — Да здравствует гигиена.

Она начала вытаскивать подол рубашки из брюк.

— Обязательно было брать крекеры? — спросил он.

Мать обернулась к нему. Сначала она улыбалась, потом перестала. Дважды топнула ногой.

— Не нужно было их воровать, — добавил он. — Это стыдно.

Мать отвернулась. Повернулась снова.

— Знаешь что, малец, — сказала она, — я могла бы съесть их там…

— Я…

— Теперь мы можем съесть их здесь. — Она обвела квартиру рукой. — Разве это такая уж большая разница?

Он наклонил голову, как будто раздумывал. Кивнул.

— А здесь я могу сделать это с комфортом и удовольствием, — сказала мать.

Она повернулась к ванной. Продолжила освобождать подол рубашки, прилипшей к груди, все еще влажной от пота, затем перебросила ее через открытую дверь ванной. Под ней был обтягивающий балетный купальник. Она снова обернулась к сыну.

— Мы бедные из-за тебя, между прочим, — сказала она.

— Я…

— Ясно? Это был наш выбор.

— Мама, я…

— И если ты посмотришь в зеркало, то увидишь наше решение, — сказала мать. — Либо иметь деньги, либо завести тебя.

Он стиснул свою левую руку правой.

— Так что теперь тебе выбирать. Либо ты примиряешься с ходом вещей, либо не существуешь. — Мать уперла руки в бока. — Я жду. — Она несколько раз постучала ногой по полу. — Только, пожалуйста, дай мне знать, если выберешь не существовать, — добавила она. — Я смогу выручить кое-что, продав твои новые ботинки.

Он сунул руки в карманы брюк. Посмотрел на след отвалившейся напольной плитки возле того места, где стояла мать.

— Извини, мамсель, — сказал он.

— Да ничего, — ответила мать и смягчилась. Убрала назад волосы. Выдохнула. — Мы так сильно хотели подарка в виде твоего существования, что отказались от несметных богатств. — Она коротко фыркнула от смеха. — Малец, на другое мы бы не согласились.

Он кивнул.

— А как же Джинни? — спросил он.

— Ну, она появилась первой, — ответила мать. — К тому же она мало ест.

Он кивнул.

— Ясно? Так что можешь какое-то время обойтись без жалоб?

— Ага.

— А без замечаний?

— Ладно.

Двадцать секунд молчания.

— Это неправда, — сказал он.

— Что неправда? — спросила мать.

— Что мы бедные из-за меня.

Мать опустила глаза. Потом подняла на него взгляд.

— Да, — произнесла она, отворачиваясь. — Но и не ложь.

Он вынул руки из карманов. Потер ноги по бокам.

— Кроме того, вы меня не завели, — сказал он.

Мать повернулась к нему:

— Что?

Он отступил от нее на шаг, прислонился к стене.

— Я… — произнес он. — Иногда… не знаю. Иногда я чувствую себя заменой.

— То есть? — спросила мать. — Заменой чего?

Он опустил взгляд.

— Не знаю, — сказал он.

Мать подошла к нему. Положила руки ему на плечи.

— Ах, малыш, — проговорила она. — Не бойся. Ничто никогда тебя не заменит.

Они были в магазине компакт-дисков в Спартанберге. С огромными обложками от старых пластинок, висящими в витрине, и запахом дыма, и длинными рядами полок с футлярами от дисков, пустыми, чтобы предотвратить воровство. Проходы были узкими, полки грязными, но ему нравилось это место.

В задней части торгового зала можно было послушать перед покупкой несколько записей. Здесь пустые футляры свешивались на проводах с потолка, под ними располагались наушники на седлообразных подставках, а впереди толстые кнопки. Хватаешь парящие футляры, выбираешь интересующий, надеваешь соответствующие наушники и нажимаешь на кнопку. Он не знал никаких новых групп, а потому любил что-нибудь послушать. Его сестра определенно тоже никого не знала. Покупать диски они не могли, так что это был способ расширить кругозор.

— А ничего, — сказал он, снимая наушники и передавая их Джинни. — В первой песне очень приятная мелодия. И слова тоже.

Она надела наушники. Улыбнулась и, слушая, стала двигаться в такт музыке. Потом снова улыбнулась ему и начала пританцовывать веселее.

Он надел другие наушники и нажал на кнопку, чтобы послушать диск с композицией рэпера по имени Нас. Рэп ему не нравился, и он быстро выключил запись. По крайней мере, он сделал еще одну попытку познакомиться с этой грубой музыкой. Он увидел, что в магазин заходят три парня лет по пятнадцать. В куртках-бомберах и кроссовках. Они рассыпались по проходам, обыскивая пустые футляры и снимая некоторые с полок, чтобы показать друг другу. Парни лыбились, хохотали, вели себя развязно.

Сбившись в кучу, они подошли ближе. Один взглянул на Джинни и улыбнулся, потом повернулся к своему другу и указал на нее. Теперь все трое скалились, подняв брови и глядя на нее. К счастью, Джинни стояла лицом к нему. И благодаря наушникам ничего не слышала.

Один из