Бесконечное землетрясение - Эван Дара

— Привет, жирдяи Миннесоты!

Все трое почти упали друг на друга, хихикая и ухмыляясь. Больше чем хихикая.

— Это здорово, — сказала ему Джинни. — Только слишком громко. — Она сняла наушники.

— Тогда попробуй это, — сказал он, взял наушники, через которые только что слушал музыку, и начал надевать их ей на голову.

— Ой, — произнесла Джинни. — Погоди. Я сама… — Она сняла наушники, пригладила волосы и стала подстраивать дужку, чтобы сделать ее свободнее.

— Нет, это дистрофики Миннесоты!

Джинни обернулась…

Ручка сундука выскользнула из его пальцев. Отец попытался удержать ящик, но тот быстро вывалился у него из рук. Сундук с глухим звуком грохнулся на тротуар, раз подпрыгнул и утвердился на земле. Металлические углы щелкнули. Отец чуть не упал на крышку сундука, но шире расставил ноги и отскочил назад.

— Извини! Извини! — сказал он. — Я…

Отец, глядя вниз, уперев руки в бока, сделал вдох. Потом покачал головой.

— Не волнуйся. Там только одежда.

— Извини!

Пешеходы обтекали их со всех сторон. Один человек взглянул на свои часы. Отец зачесал пальцами волосы назад, наклонился и жестами показал сыну сделать то же самое. Он присел на колено и потянулся к сундуку. Они подняли ящик и установили равновесие. Потом он повернулся лицом вперед, и они пошли дальше. Он убеждал себя не обращать внимания на мольбы ноющего плеча.

Они шли. Деловая часть города закончилась через несколько кварталов, после чего уже не нужно было лавировать с сундуком сквозь толпу. Они повернули налево за угол и вышли на более пыльную и разбитую дорогу. Теперь он знал маршрут. Он тащил сундук по задворкам зданий из рельефного камня, потом мимо домов, обшитых вагонкой. Когда прошли забор, абсурдно огораживающий заросшее сорняками поле, он повернул направо, затем налево, потом снова направо, пока они не добрались до пожарной части. Он увидел ее большую центральную дверь, только и ждущую, чтобы распахнуться и изрыгнуть мужчин и длинные красные машины с хромированными деталями, увидел множество окон, за которыми, как он предполагал, маялись без дела пожарные, читая или играя в шахматы. На фасаде имелось четыре или пять скрижалей. Памятные доски.

Слева от здания находилась парковка, поросшая травой и бугристая. Две другие машины были припаркованы там как попало, просто оставлены где придется. Они с отцом замедлили шаг, проходя мимо небольшой впадины в земле, потом поставили сундук у задних колес своего универсала. На кузове слева уже была вмятина, но крыло не разболталось. Они были в Ричмонде.

Отец вынул ключи, открыл дверцу багажника, и они втащили туда сундук. Потом плотно придвинули его к левой стороне, чтобы позже туда поместились подушки. Отец потер руки и направился к водительской дверце. Отпер ее и несколько раз энергично распахнул и закрыл, чтобы выгнать из салона застоявшийся воздух.

— Ну все, — сказал отец. — Прогресс.

Отец запер водительскую дверцу, потом подошел к багажнику и закрыл его.

— Пойдем? — сказал отец и указал в том направлении, откуда они пришли.

— Пойдем, — ответил он.

Они двинулись в путь, отец впереди. Выходя с парковки, он увидел на земле борозды разной ширины и лоскутки дерна. Потом пожарная часть оказалась на другой стороне. Потом он забрался на бордюр, с которого не помнил, как сошел.

— Почему мы так часто переезжаем? — спросил он.

Отец шел дальше. Его плечи поднимались и опускались в ритм шагам.

— Ну, — сказал отец, — по уважительной причине. Мы ищем хранилище Аркор.

Они шли дальше. Бывшие задворки зданий теперь были передними дворами.

— Ничего подобного, — сказал он. — Ты пытаешься найти новую работу.

Отец остановился. Продолжал смотреть вперед. Потом пошел снова.

— Да, — сказал отец. — И это тоже.

— Значит…

— Сын мой, — сказал отец. — Ты не говоришь. Ты слушаешь.

Они шли. Он взял отца за руку. Они обогнули старую телефонную книгу, распластавшуюся на тротуаре, как пьяница.

— Извини, — сказал он.

Они свернули в город.

— Так-то лучше, — сказал отец. — Ты хорошо слушаешь.

Он приступает к покорению уступа скалы, потом задумывается, не уступ ли покоряет его. Он лежит на спине. Кусок горной породы нависает над ним, угрожающе дрожит, глумясь, расшатывает камень. Он встает, оставляет попытки забраться на скалу. Он идет вдоль каменной стены длиной сто футов, опираясь на ее шершавую поверхность, и тут лодыжки начинают подворачиваться. Когда дальше идти некуда, он меняет направление, видит другой скалистый холм, выросший перед ним.

Обходя второй холм, он падает три раза. Он мог бы считать это оправданным, будь ему известно, за неимением лучшего слова, хоть что-нибудь. Куда он движется. К чему стремится. На четвертый раз кутерьма Q2 бросает его на бок. Что-то из продуктов в его нагрудной сумке, судя по звуку, скорей всего, морковь, попадает ему под ребра, ломается при падении. Он встает, Q2 снова валит его на землю. Сильный удар по хребту. К этому ему не привыкать.

Он встает, продолжает путь. Клонящееся к закату солнце претворяет зелень травы в золото. Воротник из пота, хомутом обхвативший шею, превращается в мягкий клей. Он говорит себе, что это не падение, это никогда не падение, потому что он никогда не приземляется. Он лишь прыгает вверх-вниз в порядке полной занятости, на постоянной основе, это не падение.

Он пойдет назад к особнякам. В бывший Виль-Эмиль, бывший Мажино, любой бывший город. Встретится с кем-то из их обитателей. Помоется чистой озерной водой. Снимет нагрудную сумку. И рюкзак. Будет есть вилкой с круглых тарелочек. Через стеклянное окно смотреть, как растет опорная стена. Слушать струнную музыку.

Он закопается в иллюзиях. Это будет его твердая почва.

Он останавливается посередине зелено-золотой низины, окаймленной манговыми деревьями и кокосовыми пальмами, сущий рай, бессильно опускает руки по бокам. Горло перехватывает, руки судорожно сжаты в кулаки. Нагрудная сумка и рюкзак сползают влево. Он стоит как может.

Он говорит:

ПРЕКРАТИ.

ПОЖАЛУЙСТА, ПРЕКРАТИ.

ТРЯСКУ.

ПРОСТО ПРЕКРАТИ ЭТО.

ПОЖАЛУЙСТА, ЛАДНО?..

ПРЕКРАТИ ТРЯСКУ!

ПРЕКРАТИ, — говорит он.

Он встает, начинает движение в направлении, которое его утешает, поскольку он может назвать его своим. В конце концов оно приведет куда-нибудь, даже если это новое определение слова «ничто». Он говорит себе, что говорить себе такие слова не помогает. За исключением многих случаев, когда все-таки помогает.

Все же, исходя из положения солнца, у него сохранилось впечатление, что он движется не к Карьерам, их остаточная радиация представляет опасность. Он поворачивает на несколько градусов на восток, чтобы еще сократить возможность подойти к ним слишком близко.

Он говорит себе, что это никогда не кончится. Тряска. Остров упился допьяна человеческим горем и страдает белой