Бесконечное землетрясение - Эван Дара

Он принуждает себя идти дальше под неумолимой голубизной. Менее чем через тридцать минут видит рельефную поверхность. Мягкие выпуклости похожего на лужайку луга, ухоженный ручей, снабженный живописными булыжниками. Заметные следы гранитной кладки, которая могла быть печью или очагом, выложенным из местного камня. Может быть, кто-то построил тут сельский дом, место отдохновения. Теперь все трясется.

Мощный напор Q3 хватает его, швыряет его, снова швыряет его. Он напрягает колени, готовясь к падениям, но на третий раз его бросает с такой силой, что он подпрыгивает на груди, на животе и опять на груди. В мизерных интервалах, когда между ним и землей образуется пространство, он напоминает себе, что нужно дышать.

Это бешеное Q3. Волнообразные подъемы земли, вертящиеся воронкой древоветви, рассыпающие темное крошево, и листья, складывающиеся сами собой и прыскающие в разные стороны, как летучие мыши. Камни, торчащие из земли, гортанный скрежет из ее зева. Растянувшись, ступнями, коленями и грудью ударяясь о землю, он видит футах в ста дерево. Он не знает, что это за дерево, но среди других лупцуемых стихией сородичей оно едва колышется. Оно стоит высоко, прямо, выражая надменное неповиновение, даже его многочисленные ветви сохраняют величавость. Однажды он видел похожее на лужайке у особняка поблизости от бывшего Виль-Эмиля. Тогда он предположил, что у дерева чрезвычайно прочная корневая система. Он бросил свой камень, несколько минут смотрел на него. На его изящество и достоинство.

Он на всех парах устремляется к высокому несгибаемому дереву, стараясь по возможности рассчитать шаги так, чтобы распоясавшиеся пласты земли переносили его вперед. Падает только дважды. Он прибывает, видит побитую зелено-коричневую кору дерева, венчики из листьев внизу ствола. Он хватается двумя руками за ствол, ставит правую ногу на низкий нарост, подтягивается. Взбирается, перелезая с ветки на ветку, подобно ящерице, осторожно, но уверенно, потому что быстро, мгновенно чувствует ослабление колебаний.

Внизу он видит землю, бесцельно разоряющую саму себя. Ходящая ходуном почва, пульсирующие луга и заросли кустарника, вибрирующие, кренящиеся скалы. Он прибегает к знакомым рассуждениям: если забраться выше, тряска будет меньше. Может быть меньше. Может, он разглядит кого-нибудь. Того, кто сумеет помочь. Он смотрит наверх, прижимаясь к дереву так крепко, что чувствует запах сырой зернистой коры. Солнце нагревает икры там, где только один слой защитной обмотки.

Перебирая руками и ногами, он карабкается еще двадцать футов. Чувствует, что принял правильное решение. Колебания ощущаются здесь меньше. Он тянется вверх, продолжая подъем, рука попадает во что-то мягкое. Он пугается, потом расстраивается. Дальше дерево гниет. Он не сможет забраться выше. Он ослабляет руку, и куски размякшей коры летят из-под его пальцев на землю. Он теряет равновесие, руки расслабленно болтаются, он снова хватается за неколебимый ствол. Часто дыша, потея, он обнимает дерево обеими руками, прижимается к нему щекой, видит большую коричневую змею, ползущую по другой стороне ствола. Ужасается, отшатывается, крепко цепляется за ветку, чтобы не упасть. Одна нога соскальзывает, дрыгается в пустом воздухе, пока он снова не водворяет ее на ветку.

Он не знает, опасна ли эта змея, надо полагать, что да. Еще что-то коричневое и подозрительное ползет по его левой кисти. Он подается назад, его начинает тошнить, свободной рукой он вынимает каппу — не совать же руку, которой касалась змея, в рот. Потом по руке, которая держится за дерево, холодно и противно мазнули извивы другой рептилии, и он отрыгивает ту ценную малость, что была у него в желудке. Такая малость, что он почти ничего не слышит, когда мерзкая кашица шлепается на лесную подстилку в двадцати пяти футах под ним.

Он сплевывает, смачно сплевывает, чтобы очистить рот. Вставляет на место каппу. Он смотрит вниз, видит коричнево-серых змей три фута длиной, стекающихся к лужице рвоты со всех сторон: круговая атака на его желтоватую блевотину. Вскоре десятки змей собрались в ее середине, мускулистые волнообразные веревки, извивающиеся поверх друг друга, чтобы добраться до желчной жижи. Он никогда не предполагал, что змеи питаются рвотными массами. Но он думает, что все его прежние суждения здесь должны быть отброшены.

Змеи начинают лезть по стволу вверх. Одна за одной они прекращают свой отвратительный пир и забираются на дерево; скользящий матово-коричневый клубок подбирается к обернутым холстиной ступням. Сердце екает, он крепче хватается за дерево, боясь спрыгивать, опасаясь, что, если начнет спускаться, это привлечет внимание устремившегося вверх полчища и рассердит его. Через несколько секунд одна змея касается его правой ступни, он корчится и цепенеет, когда она быстрыми судорогами скользит вверх по его икре, по бедрам, спине, прежде чем отделиться от плеч и продолжить путь по стволу. Он смотрит, куда она направляется, прикидывая, сколько змей могут висеть над ним, не перегружая дерева, не ломая его, а нашествие извивающихся лент тем временем подступает к его телу, вторгается в беззащитный периметр у его бедер, щиколоток, подкаленных ямок, царапающий шуршащий клубок лишает его самообладания. Он истошно кричит, отталкивается от дерева; мечущиеся по нему змеи взбираются по плечам, рукам прямо к голове, на макушку. Когда одна из них заползает под рюкзак, он чувствует через тонкую ткань туники бешеные конвульсии холодного шнура, не знает, хлопнуть ли ее бессильно заломленной назад рукой — вдруг укусит? — или не делать ничего. Но вскоре змея выскальзывает у него из-за пазухи и ползет вверх, и он одной рукой хватается за дерево, а другой, неуклюже изогнутой, прижимает рюкзак к спине.

Дерево начинает качаться. Десятки змей над его головой кишат, роятся, приходят в раж, поскольку больше ползти некуда. Однако новые змееволны покидают землю и стремятся наверх, попирают его ноги, бегут по рукам, дрожащим от ужаса, и он знает, что должен рискнуть и воспрепятствовать их наступлению, спуститься с дерева. Он делает вдох, отцепляется от ствола, начинает осторожно спускаться, ветка за веткой, когда одна змея шмякается о его бедра, мигом скользит наверх, шмыгает под нагрудную сумку. Она корчится и мечется в тесном пространстве, яростно извивается на груди, трется о ткань, пытается сбежать наверх, но ей мешают туго натянутые под горлом ремни. Змея бьется и бьется о неподатливое препятствие, и наконец ей удается просунуть голову, и в панике рвущаяся на свободу змеиная голова колотится и трется о его горло. Он дергает подбородок вверх, кожа на горле горит — яд? укус? — пока дикая дрожь не лишает его равновесия. Ужасаясь возможности упасть, он снова хватается за