Цена тишины - Ольга Устинова

я опять в тишине и фрастрации. Наверное я слишком сильно крутила рычажок увеличения громкости. Улетучилась моя радость. Никому ничего не говорю, чтобы не раздражались. Просто избегаю общения. Если Катюша что-то скажет, бормочу в ответ: «Угу».

Я устала бороться с слуховыми аппаратами. Я ничего не хочу. Я буду жить в тишине.

Июль. Еще одно воскресенье.

И еще буду жить присутствием Катюши. Видением ее образа, поглощением его моими глазами, комментируя каждое ее движение. А в ее отсутствие жить книжками. И конечно сочинением своей собственной.

Мир можно поселить в себе одними глазами. Обостряется зрение, внимание к каждому предмету, обожествление того, что видишь. Наличие в нем жизни.

* * *

В моей голове – борьба двух миров. Представляющие их два гимна раздирают меня на части. Я все чаще сдаюсь, думая: «А, все это иллюзии, к чему бороться?» Так скажет мой доктор, когда вернется из отпуска. Так скажет кто угодно. И только я знаю правду. Я и враги мои, устроившие мне эту пытку.

Звучи, Отче наш., не вымирай. Я проведу тебя на эту глухую планиду. И «да приидет царствие твое».

* * *

По количеству неполадок с здоровьем я уступаю только Френсис. Теперь все увеличивающаяся проблема с левым коленом. В этой клинике, где мне делают физиотерапию, постоянно меняется состав ассистентов. Видимо, они нанимают студентов. Попалась мне очень веселая студентка, массажирует и треплется с остальными. Я таких боюсь. Это не они мне дают энергию. Это они ее из меня забирают.

После очередного сеанса я вышла на улицу, и внезапно как иглой меня прошило – от пятки до сердца. Я скорчилась – стою и боюсь шевельнуться от боли. Хорошо, что пара скамеек стояла у здания, и я до них доковыляла. Сижу перепуганная в растерянности: как дотянуть до дома? Боль чуть ослабела и я поползла к себе, припадая на пораженную ногу. Страшно мне было, что не дойду. Что же я буду делать? Телефон с собой не взяла, дурочка. Но доползла.

Дома вооружилась клюшкой – давненько я к ней не прибегала. Катюша спросила: «Что ты делаешь?» Я прочитала по ее губам и говорю: «Хожу». «А зачем тебе клюшка?» спрашивает. Я говорю: «Потому что болит нога». Не хотелось мне объясняться. Придется признаться, что я ее еле-еле слышу. И она может сказать Яну: «Она пытается привлечь к себе внимание».

Разыскала остатки одного чудодейственного лекарства. Несколько драгоценных капель. Берегла с последнего приступа артрита. Только оно меня и спасло тогда. А стоила скляночка восемьдесят долларов настоянной на травах жидкости. Болеутоляющее.

Втерла я две капли в коленку, обвязала шерстяным платком и улеглась читать. На ночь нужно повторить, использовать остатки. Больше я на эту веселую терапию не пойду, если я вообще смогу ходить.

* * *

Позвонила доктору Фишу, который когда-то продал мне эту чудодейственную формулу. У него телефон работает плохо. Но договорились, что он вышлет мне ее по почте. За два-три дня придет. Оплата уже выше – девяносто долларов кешем. Через банковскую карточку. А пока натираю коленку теми остатками микстуры, которые берегла столько времени.

Интересно, он спросил меня не родственница ли я X, его пациенту. Я сказала: «Да, было дело когда-то. В студенческом браке состояли».

И вот уже два дня живу воспоминаниями. Он привил мне отвращение к сексу на много лет. Я не выдержала брака с ним. Он оказался мальчиком, а я девочкой. Мы не знали как это делается. Он изучал секс на мне. И довел меня до аборта. Я стала его ненавидеть. Он был физиком-вундеркиндом. И уехал в Хьюстон. С ребенком от второй, умершей жены.

Как странно все меняется в тебе с годами. Я второй день о нем думаю и знаю, что не отказалась бы с ним встретиться. Жизнь вывернула меня наизнанку, очистила лишнее и оставила со всем самым необходимым. Встреться мы сейчас в первый раз, и я была бы ему хорошей женой и набралась терпения.

Лекарство – набутин, получила на следующий день. Доктор не подвел. Накапала на коленку, растерла, завязала теплым. Боль ушла. Страховки ради хожу с тросточкой. Обрадовалась. Но Катюша стряхнула меня с небес на землю. Я, видите ли, поставила передвижной столик, который она вчера притащила с помойки, к своей софе, и Мей водрузила на него тарелку овсянки для меня на ланч. Последовала сцена, которую иначе не назовешь, кроме как «семейные дрязги». Девушка моя схватила столик, вернула тарелку Мей и завопила: «Не этот столик, у тебя есть свой». А мой ночной столик загружен книжками и рукописями. Столика из габиджа пожалела для хозяйки дома.

Я позвонила Алине и пожаловалась на жизнь. Многомудрая Алина сказала: «То ли еще будет». У Алины особый дар. Моя подружка – ведьма. Ей доставляет удовольствие накликивать плохое. Сегодня дочь моя с цепи сорвалась. Обвинила меня в том, что я притворяюсь больной. Правда не сказала с какой целью. Дело было к вечеру, и выпито ею было две бутылки сухого. Добавила она к этому что-нибудь крепче – не знаю. Возможно что ей именно этого и не доставало. И я пала жертвой ее чувства неудовлетворенности. Ей почудилось, что я не знаю как правильно ходить с тросточкой. Что я держу ее не в той руке.

С горы покатился снежный ком. Его надо остановить. Нельзя дать ей окончательно распуститься. При моей медлительности в подобных разборках я подпускаю противника слишком близко и только тогда хватаюсь за голову. Алинино проклятие, а это – именно то, что есть, надо тоже встретить с открытым забралом – пусть летит обратно. Однажды я уже нарвалась на Алинину провокацию, когда Лариса еще была жива, главный редактор журнала, где я подрабатывала. Лариса отличалась хамством с подчиненными и заказчиками. Как-то я ей попалась под руку в дурном настроении. Она на меня наорала. Будучи в грустном раздумий, увлеченная внутренней болью, я поделилась с Алиной, и она взялась за дело. Учила меня как ответить Ларисе. Утверждала, что у меня нет собственного достоинства. В следующий раз я ответила Ларисе в ее стиле и потеряла работу. На мое место взяли Алину, и там она цвела и пахла до Ларисиной смерти. С тех пор я не следую советам и наветам Алины. Я слушаю и говорю про себя: пошла вон, получи все обратно себе во вред. И теперь мучаюсь страхами. Не по-христиански это. А на душе легко: хоть с кем-то расправилась.

И настала наконец очередь Катюши. Боль в