Адвент - Ксения Сергеевна Букша

не мог найти ничего, что было бы сравнимо по силе с болтами и гайками, купленными четыре года назад. Возможно, дошло до Кости, значение игрушек для Стеши теперь иное? Возможно, она уже никогда – никогда в жизни! – не сделает больше таких чудных открытий, как те, первые?

Костя ощутил рядом с собой знакомую пристальную пустоту. Он совсем не понимал, что ему делать. Если и здесь он не может ничего выбрать, не может найти ничего, что подходило бы для Стеши, – зачем вообще нужен такой Дед Мороз как он, такой папа, как он.

Стоп, стоп, подумал Костя, ты слишком серьёзно ко всему относишься. Это горе от ума и больше ничего. Наверняка Аня вот – она же умеет выбирать, делать выбор – наверняка просто пошла и купила подарок, без лишней рефлексии.

И как только он это подумал, тут же и увидел то, за чем пришёл: упаковку с пузырьками, теми самыми, которые так приятно лопаются, когда на них надавишь. Косте захотелось начать прямо сейчас. Пузырьков было много, упаковка была такой дешёвой, что Костя решил купить несколько метров и оставить немного для себя. Ну, и скотча цветного заодно тоже, очень он хороший, Стеше понравится.

– Плёнки вот этой десять метров, пожалуйста, – сказал Костя.

Продавец смерил его с головы до ног. Во взгляде читалось подозрение.

– А вам зачем? – поинтересовался он.

Костя смущённо фыркнул.

– Как «зачем»? – переспросил он. – Это упаковка же, так?

– Десять метров вам на упаковку? – иронически переспросил продавец. – Вы слона собираетесь упаковывать?

– Слушайте, а какая разница, для чего я её беру? – изумился Костя.

Продавец смотрел на него уже не иронически, а с каким-то прямо-таки торжествующим презрением.

– Что, думаешь, я не знаю про ваш клуб? – сказал он гадливо. – Да ваши извращенцы всё время здесь ошиваются и берут эти пузыри. Долопаетесь скоро, полицию просто вызову, и вас всех закроют. Скотч цветной надо?

– Какие извращенцы? – Костя коротко, нервно расхохотался, сам того не замечая, – он как бы в три выдоха выразил свое предельное изумление. – Я ребёнку беру эту упаковку! Ребёнку на Новый год! Цветного скотча не надо! – съязвил он. – А впрочем, нет, давайте цветной скотч тоже сюда!

– Ребёнку, ну надо же, – ухмыльнулся продавец, – и, качая головой, стал отматывать плёнку, в то время как Костя с видом саркастическим и шокированным стоял у прилавка, задрав узкое лицо куда-то в сторону отдела лаков и красок.

* * *

Андрей, тот был дядя такой.

Огромный. Волосатый. Наивные глаза.

Улыбка идиотская, простая. Сильный. Добрый.

Любил Ричарда Баха

и верил в радужных единорогов.

Борода у него пёрла густейшая.

А чувства юмора зато почти не было, но ничего страшного:

посмеяться-то он мог, только добродушно —

ха, ха

и никакой там тебе иронии, сарказма,

изощрённости

ничего этого

ну и вот они ходили парочкой

с Наташкой Погорельцевой.

И это выглядело, конечно, странно. Нелепо.

Потому что Наташка…

Наташка. Тощая, под глазами синевица.

Шрамы везде. Не от суицидов каких-либо.

А после жуткой аварии.

Аварию ей подстроили. Потому что у Наташи были враги.

Было кому её ненавидеть.

Папаша Наташкин – был гендиректор завода.

И Наташка там с пятнадцати лет,

если не раньше, стукачила.

Ходит по всему заводу… ходит,

как бледная тень… смотрит.

Если кто работает не так – докладывает.

Ну и всякое такое. С малолетства в интриги корпоративные втянутая была Наташка.

А сама-то… Господи, в чём и жизнь держится.

Худая, в чёрном свитере, с плеч слезает.

Махонькая, сиськи маленькие. А глаза

как у черепахи.

Красилась всегда сильно, стрелки малевала.

Ноги тоже в шрамах все,

там штыри железные.

Вот такая вот девица. На обезболивающих часто – голова болела и спина, всё перебито, переломано.

И вот Андрей. В Наташку. С Наташкой.

Наверное, можно попытаться изнутри рассмотреть под микроскопом, какая у них там была динамика, статика и практика, психология и анатомия. Неважно.

Однажды Андрей в очередной раз куда-то уехал – то ли автостопом, то ли в горы.

Это была большая часть жизни его – куда-то отъехать, там закаменеть

каменным таким посидеть

посмотреть на небо, в костёр,

с медведем побороться… неважно

ну вот, а Наташка при заводе, конечно,

осталась

вся издёрганная, измордованная,

спит на таблетосах

экзамены сдает на спидах

ну и такое

вообще Наташка отличалась тем

что она в моменты отсутствия активности

пребывала обычно в полной отключке

в апатии

сидела как кукла наследника Тутти на лекциях

если вообще на них появлялась

Костя её так и запомнил

лицо ничего не выражает, просто маска какая-то

набелённая, кукольная

но математику просекала беззвучно

как само собой разумеется.

Мозги у неё были как спирт

ничего в спирте нет, кроме спирта —

да и не надо

ну и вот – однажды она идет по коридору,

ногтищем своим длинным Костю манит

и говорит:

«пошли, Костя, выпьем»

«я тут место одно знаю»

ну что, пошли

уголовное какое-то место было,

типично девяностое

ковры на стенках, на полу

бильярд, бархат, сосиски, жареная картошка

янка дягилева и северный вперемешку

на обоях клопы

там кабинки такие были специальные

красное золото, пригашенные светильники

она смотрит на Костю своими несчастными и нечестными глазами

курит курит курит курит

и что-то сбивчиво начинает

своим хриплым голосом рассказывать:

что её отец ей не отец – что он отчим —

и что когда мать умерла —

этот отчим её ебал

и что на завод он её взял

(перстень на пальце у Наташки)

и она смеётся

а смех у неё был лёгкий-лёгкий

только намёк

неслышное «ха-ха-ха»

у неё вместо голоса хриплая машинка

вместо волос у нее пружинки

в ногах железные штырьки, шажки

в чёрной ямке – чёрная капля туши

в какой-то момент Костя пересел,

он прижал её к себе

слабо сжал её, она пискнула или что-то

хрустнуло внутри у неё

она приоткрыла рот, затушила сигарету

Костя притиснул её рот к своему

ямку к ямке, её сухой язык, вкус дыма и пепла

увидел выцветшие зрачки в желтоватых лучах, синеватые белки глаз, крошки туши

потёки сирени

её сухая, истёртая кожа

всё было сухо, узко

всё было истинно и верно

Костя вышел из шалмана, шатаясь

они попрощались, и Наташка удалилась

по узкой улице

больше они никогда не разговаривали

потом наступила весна, не очень-то бурная,

наступила холодная питерская весна

и вот весной они поехали в лес

лес, там, чёрные ветки, снег