Тепло человеческое - Серж Жонкур

– Даже при отсутствии симптомов вы можете являться переносчиком вируса. Даже при отсутствии симптомов вы рискуете заразить друзей, родителей, их родителей, нанести вред здоровью тех, кто вам особенно дорог…

– Так Каролина вечером все-таки приезжает?

– Да, но позднее, – ответила мама, недовольная тем, что Александр перебивает Макрона.

Чтобы прослушать сообщения, нужно было выйти на улицу, к липе. Он узнал голос Педабура, таксиста. Тот обычно звонил разве что договориться про охотников, потому что Александр часто запрещал им проход по своей территории. Педабур в своем отрывистом сообщении просил перезвонить по поводу дамы, которую он должен встретить. Александр тут же перезвонил, и на другом конце провода тоже услышал голос президента, в формате эха.

– А, спасибо, что перезвонил. Я про даму, которая приезжает из Тулузы, – я не смогу ее встретить.

– Ясно, а почему?

– Да чего-то не хочется. И вообще, очень уж поздно. И она мне уже трижды звонила и меняла время заказа, а я полчаса как пытаюсь ей дозвониться, никто не отвечает… Это ведь сестра твоя, да?

Александр вернулся к дому, механически открыл дверь.

– Мы в состоянии войны. Да, это война санитарная: мы сражаемся не с армией, не с другим народом. Однако враг на нашей земле – незримый, неощутимый, и он продвигается. Нам придется объявить всеобщую мобилизацию.

Александр сел, нужно было как-то уладить ситуацию с сестрой, вот только он понятия не имел, как перекричать президента, не спровоцировав домашнего скандала.

– Послушайте. Таксист отказывается за ней ехать.

– За кем?

– За твоей дочерью. Так что дозвонись ей и выясни, на какую станцию она приезжает.

– То есть у тебя нет номера сестры?

– Да заткнитесь вы, мать-перемать! – рявкнул отец.

Александр ехал на станцию Гурдон. Мама продиктовала номер его телефона Каролине, чтобы та его предупредила, если выйдет раньше, в Каоре. Ехать за сестрой ему не улыбалось прежде всего потому, что придется поддерживать какой-никакой разговор, прежде чем он доставит ее к родителям. На полу в «ниве» с пассажирской стороны был полный бардак – он никогда никого не возил, кроме щенков.

По дороге ему не встретилось ни одной машины, но объявление о том, что страна теперь в состоянии войны, к этому не имело отношения – здесь по вечерам вообще не ездили, даже летом.

Маленькая железнодорожная станция находилась за районом малоэтажек, на ней уже сто лет не было ни билетной кассы, ни буфета, вообще никакой жизни, а ночью эта пустыня казалась особенно безжизненной. Александр опустил оконное стекло, воздух снаружи был теплым, больше не подъехало ни одной машины, он выключил фары и приглушил звук радио, как будто действительно не хотел, чтобы его здесь засекли, как будто в стране действительно ввели тотальный комендантский час. Но война войной, а одно Александр знал точно: родители скоро лягут спать, и через час-другой кого-то у них высадить – это будет отдельная история.

Через полчаса на платформе зазвучало автоматическое объявление. Спустя три минуты к станции подкатил битком набитый поезд. Подземного перехода не было, и приходилось ждать, когда состав уйдет, прежде чем перейти через рельсы. До тех пор он скрывал собой пассажиров. Александр передернулся. Он понял, что, увидев сестру, испытает облегчение, а не увидев – еще большее.

В результате на противоположной платформе оказалась только она одна. С трудом дотащила огромные чемоданы на колесах до перехода через пути, Александр встретил ее на полдороге. Каролина бросила ему: «Спасибо, что встретил», тоном одновременно и искренним, и измотанным, а когда он нагнулся ее поцеловать, оттолкнула.

– Не, нельзя.

– Много народу было в поезде?

– Да, до Монтобана многие стояли, я всю дорогу пыталась задерживать дыхание.

Он забрал у нее чемоданы и покатил, дребезжали они невыносимо, на асфальте даже сильнее, ему проще оказалось их нести. Когда они обогнули вокзал, Каролина остановилась отдышаться, прижала ладони к ребрам. Он разглядел в свете фонаря, какая она бледная, и в голове мелькнула мысль: а вдруг заболела? Для Анжель и Жана это может обернуться трагедией, вот только после стольких лет молчания он не решался спросить ее в лоб, как она себя чувствует. Дыхание ее выровнялось. Напряжение растворилось в теплом сумраке, ей вдруг показалось, что она сбежала из-под бомбежки, как в романе Сименона, где описывался исход беженцев в 1940 году, как все уезжали в деревню – кстати, тоже на поезде. Пока они шли к «ниве», ее обуревали тысячи противоречивых чувств, вот только ни одним из них она не могла поделиться с братом.

После мучительного рысканья они выбрались из жилого квартала и погрузились в ночь. Каролина вновь ощутила, каково это – мчаться во тьму по петлистым проселкам, сидя рядом с братом. Ее будто отбросило на тридцать лет назад, когда они вечером отправлялись куда-то развлекаться, а Александр, страшно гордый тем, что уже получил права, потом за ними заезжал. Раз сто забирал их из «Сфинкса» или из «Шерлока». Каролина не стала закрывать окно, и ей вспомнились слова дедушки. Когда в стадо привозили пополнение, дедушка говорил: «Животные – они как люди. Не созданы для путешествий». Новоприбывших всегда отправляли в карантин, и эти пришедшие от предков предосторожности, которые в семье применяли к скоту, следовало бы, пожалуй, применить и к ней.

Александр никак не помогал ей почувствовать себя свободнее. Он будто онемел. Каролина не забывала, что он продолжает на них злиться и будет злиться всегда. За долгие годы она успела убедить себя в том, что эта автострада стала для них благословением: после раздела наконец-то удалось сделать рентабельными гектары, расположенные к северу. Ветряки плюс ангары, которые понастроила дорожная служба – земля приносила доход, чего в противном случае никогда бы не случилось. Но говорить об этом с братом – значит исподволь намекать на то, что его профессия скотовода больше не приносит денег, что крестьянский труд уже в прошлом. Что до Александра, он не раскрывал рта просто потому, что не знал, что сказать. Уже двадцать лет он не слышал никаких новостей даже про ее дочек, а уж тем более про Филиппа, хотя и был в курсе, что они развелись.

Каролина подмечала подробности, свидетельствующие о том, что это фермерская машина: комья земли на коврике, повсюду клочья собачьей шерсти, инструменты, торчащие из боковых карманов, запах коров и бензина. Мысленно измерила глубину пропасти, которая всегда разделяла их с братом; нужно, наверное, сказать ему, что для занятий ей понадобится связь, в восемь утра она будет подниматься на ферму и проводить там весь день.

– Велосипед тебе починить?

– Зачем?

– Мама сказала,