Ледяные объятия - Мэри Элизабет Брэддон

на ропот. Куда лучше, думалось мне, с невозмутимостью зрителя следить за ходом величайшей из драм – самой жизни, и не гореть желанием на собственное в ней участие. На руку мне играл и мой нрав: мои сосуды не ведали, что такое изнуряющее пламя. Простые обязанности, нечастые и нехитрые радости – вот из чего складывалось мое бытие. Люди, которые придавали ему прелесть и краски, давно покинули земную юдоль. Ничто не заставило бы их вернуться, а без них истинное счастье казалось невозможным. Весь мой мир как-то поблек, подернулся дымкой; в лучшие периоды жизнь моя была тиха и бесцветна, словно серенький денек в начале осени, когда есть покой, но нет радости.

Приехав в Крайтон-Эбби около девяти часов, когда с ясного неба уже глядели звезды, я нашла древнее поместье в самом пышном убранстве. От ступеней каменной террасы, которая тянулась по всему фасаду, разворачивался газон; по нему, серебристому от инея, можно было приблизиться к могучим дубам и букам, высаженным полукругом. Все окна до единого – и в оконечности южного крыла, где помещался музыкальный салон, и в древних комнатах крыла северного, – струили ровный и яркий свет. У меня сразу возникли ассоциации с зачарованным замком из немецкой легенды; я даже подготовилась к тому, что вот сейчас огни разом погаснут и внезапная тьма скроет каменный лик особняка.

Дворецкий, которого я помнила чуть ли не с младенчества и который словно ни на день не постарел за двенадцать лет моего отсутствия, появился из столовой, едва дверь в холл была распахнута для меня ливрейным лакеем. После сердечного приветствия он вызвался лично отнести мой чемодан; это было проявление особого покровительства, все значение коего тотчас прочувствовали его подчиненные.

– Что за приятность вновь увидать ваше милое личико, мисс Сара, – заговорил сей преданный вассал, избавляя меня от дорожного плаща и забирая несессер из моих рук. – Вы чуточку взрослее глядите, чем двенадцать годков назад, когда жили в пасторском доме, однако время вам на пользу. А уж как господа-то вам обрадуются, мисс, благослови Господь ваше сердечко! Мне об вашем приезде хозяйка сообщить изволила – да, сама, лично сказала, а не передала через других! Вам бы надобно шляпку-то снять, прежде чем в гостиную входить, мисс Сара. У нас тут народу полон дом. Джеймс! Покличь-ка сюда миссис Марджорум!

Лакей скрылся в глубине особняка и вскоре возник вновь, уже с дородной миссис Марджорум; как и Труфолд, дворецкий, она поступила на службу в поместье еще при батюшке нынешнего сквайра. От нее мне достались приветствия не менее сердечные, чем от старика Труфолда, и она же повела меня лестницами и коридорами; мы шли долго, так что я уже терялась в догадках, куда именно мы направляемся.

Наконец мы очутились в очень уютной комнате. Она представляла собой правильный квадрат с низким потолком, укрепленным дубовыми балками; по стенам висели гобелены. В большом камине ярко пылало пламя, и благодаря ему комната имела вид вовсе не угрюмый, но все же глубокая древность этого помещения могла бы, пожалуй, навести восприимчивую и суеверную натуру на мысли о призраках.

Сама я, к счастью, всегда принадлежала к натурам прозаическим: проблема существования призраков неизменно вызывала скептицизм с моей стороны, – однако эти древние стены пробудили мое воображение.

– Мы находимся в крыле эпохи короля Стефана, не так ли, миссис Марджорум? – уточнила я. – Что-то не припомню этой комнаты. Едва ли мне доводилось здесь бывать.

– Скорее всего вы и не бывали, мисс. Верно: мы в старом крыле. Окно ваше на конюшенный двор глядит; при дедушке нынешнего сквайра там еще и псарня помещалась. В те времена, я слыхала, в поместье куда как широко жили, но и теперь у нас не скучно – вон сколько гостей приехало. Потому и нужда в северном крыле появилась, мисс, в этих старинных комнатах. Но вам одиноко не будет. Через стенку от вас разместили капитана Крэнвика с женой, а прямо напротив, в голубой спальне, двух барышень Ньюпортс.

– Милая моя Марджорум, здесь просто восхитительно. Мне приятна сама мысль, что меня поселили в комнате эпохи короля Стефана, когда Крайтон-Эбби оправдывало свое название[23]. Полагаю, эти половицы истерты коленями какого-нибудь сурового старика-монаха?

Почтенная матрона посмотрела на меня как-то странно: не иначе не питала симпатии к древним монахам. Она стала извиняться: мол, хлопот полон рот, время кофей подавать, а служанка, которая к буфетной приставлена, одна, без опытного глаза, как бы чего не напутала.

– Вам только и дел, мисс Сара, что в колокольчик позвонить: Сьюзен тотчас прибежит. Она нашим барышням прислуживает время от времени; толковая девушка. И ей от хозяйки особое распоряжение – при вас состоять.

– Миссис Крайтон очень добра, но, уверяю вас, Марджорум, услуги горничной требуются мне от силы раз в месяц. Я привыкла все делать сама. А теперь ступайте и проследите, чтобы кофе был подан по всем правилам. Я спущусь в гостиную через десять минут. Кстати, большое ли там будет общество?

– Да уж не маленькое. Прежде всего – мисс Тримейн с матушкой и младшей сестрицей; вы, небось, слыхали про скорую свадьбу? Раскрасавица, что и говорить, а только, по-моему, задается сверх меры. Эти Тримейны вообще гордецы, ну а наша невеста – старшая дочь, наследница. Мистер Эдвард разум из-за нее потерял: мнится ему, что сама земля и та нехороша, недостойна, чтоб ножки мисс Тримейн по ней ступали, – такое мое понятие. Жаль мне, что не выбрал он барышню помягче, которая об нем самом больше бы думала и его вниманию радовалась, вместо того чтоб как должное его принимать, вот как мисс Тримейн-то делает. Оно, конечно, не по чину мне такое говорить, мисс Сара, да я никому другому, кроме вас, и не сказала бы.

Далее, миссис Марджорум сообщила, что ужин ждет в комнате для завтраков[24], и поспешила уйти, оставив меня заниматься своим туалетом.

Эту церемонию я постаралась завершить с максимально возможной быстротой. Я приводила себя в порядок, дивясь тому, как удобно все устроено в комнате. Мебель была темная и тяжеловесная, в духе минувшей эпохи, но зато к ней прилагались все мыслимые новинки. К примеру, на дубовом туалетном столике, весьма оживляя этот массивный предмет мебели, стояли флакончики из богемского стекла рубинового оттенка, фарфоровые лоточки для щеточек и держатели для колец. Роскошное викторианское кресло с обивкой из чинца[25] было близко придвинуто к камину, очаровательное бюро из древесины клена, покрытой лаком, для удобства помещалось тут же, а в полутьме, совсем как за столетия