Господин Моцарт пробуждается - Ева Баронски

установленных по бокам. Вольфганг встал, учтиво отвесил поклон и с любопытством пошел в сторону, к той штуке, в которую говорил Адриан — выглядела она, как обрезанный пюпитр, — внимательно оглядел ее и постучал по ней пальцем. По залу разнеслось топание слона.

— Что это у вас тут за диковинная штука? — Вольфганг испуганно отпрянул, когда собственный голос вдруг с поразительной громкостью накинулся на него со всех сторон. Раздался хохот, и Адриан взял у него странный пюпитр.

— Шут ты порядочный, — он похлопал его по плечу и указал взглядом на зал, — но все равно очень клевый. Давай еще поиграем.

И Вольфганг заиграл, следуя за летящей мыслью. Они еще не доиграли одну пьесу, а ему уже пришли в голову две новые. У него и раньше едва ли был недостаток в идеях, но сейчас он понимал, что напал на родник, который бил тем сильнее, чем больше из него черпали.

— Теперь в пору пришлась бы кружечка пива, — заявил Вольфганг, когда Адриан наконец со смехом поднял руки и отставил контрабас в сторону. Вольфганг откинул со лба влажные волосы. Вслед за остальными пошел к барной стойке, где стоял какой-то господин в дорогом костюме, а по обе стороны от него пили игристое вино из длинноногих бокалов две видные красотки-блондинки. Вольфганг, не робея, взял свое пиво.

— Уф-ф! — Адриан влез на табурет рядом с ним, кивнул в сторону блестящих девиц и заговорил шепотом. — В следующей жизни тоже буду менеджером или типа того и заведу себе трех таких.

— В следующей жизни? — Вольфганг замер, не дыша, и, выпучив глаза, уставился на басиста. — Значит… ты уже… можешь… — он мучительно подбирал слова, но так и не смог закончить предложение. — Когда?

— Увы, с числами я совсем не дружу. Так что, скорее всего, ничего у меня не выйдет, — Адриан склонился в сторону, чтобы никто не заслонял ему вид на ножки красоток.

Вольфганг привстал на табурете. Из какого столетия мог быть Адриан и куда он потом отправится?

— Ты на машине? — безо всякой связи спросил басист.

— Я… ну, у меня есть билет для метро.

— Там сейчас толкучка, я подвезу, если тебе далеко.

Вольфганг кивнул с облегчением. Допили пиво, дождались, пока Пауль упакует ударные, вынесли ящики через заднюю дверь и погрузили все в его тойоту. Мокрые белые хлопья плюхались на лицо и волосы Вольфганга. Он шел за басистом, радуясь, что не нужно тащиться пешком. На асфальте лежал слой снега, следы Адриана держались несколько секунд и расплывались. Наконец Вольфганг собрался с духом и потянул басиста за рукав.

— Адриан, друг мой, прости, я хочу — нет, я обязан задать тебе один вопрос… значит, послушай… ты сказал, в следующей жизни… Тебе уготовано что-то определенное? — спросил он вполголоса.

— В следующей жизни?

Вольфганг кивнул, выжидая, но надежда почти угасла. Он попытался улыбнуться до ушей и сказал: Ха-ха, это такая шутка, правда смешно? «Кем ты хочешь стать в следующей жизни?»

— Ну… — Адриан отвечал на ходу, — музыкантом, кем же еще? Только с богатыми предками. А ты?

У Вольфганга стоял в горле комок. Сколько у него оставалось жизней? И был ли выбор?

— Если я не буду музыкантом, вероятно, это буду не я. Даже если бы я и желал другой жизни, в которой будет поменьше огорчений, чем теперь.

Адриан смерил Вольфганга недоверчивым взглядом.

— Трудно поверить, что ты прямо такой бедный родственник, какого из себя строишь. С твоей-то игрой.

Он погрузил контрабас в заднюю часть машины и открыл переднюю дверь, приглашая Вольфганга сесть.

— Пристегнись, пожалуйста, — Адриан накинул на себя широкий ремень и с щелчком укрепил его на сиденье.

Вольфганг поискал такой же предмет слева и справа от себя.

— Выше, — в голосе Адриана не хватало приветливой интонации.

Вольфганг робко улыбнулся ему:

— Прости, не суди меня строго, я почти не ездил в тойотах…

Адриан раздул ноздри и нарочитым жестом показал Вольфгангу, где искать, так что скоро тот обнаружил ремень и потянул за него. Но стоило его отпустить, как ремень тут же уехал обратно. В конце концов Адриан наклонился над Вольфгангом и одним движением пристегнул его.

— Это не «тойота», а «вольво», думай, что говоришь!

— Ничего себе! Volevo? А не Volo?[24] Она еще и летает? — Вольфганг демонстративно ухватился за сиденье. — Эгей, я Вольвоганг! Voglio un volo[25] в вашем Volvo. Ха-ха! — он развел руки в стороны и заорал во всю глотку жуткую песню, которую слышал недавно в итальянском трактире: — Vooooooooolare… м-м… фр… — мыча мелодию, он фыркнул, изображая громкое пуканье — cantare, м-м-м-пф… — он пукнул снова, — м-м, пф-фр, nel blu, пф-пф, di pinto di blu, пфр…

Адриан покачал головой.

— Слушай, ты мне так и не сказал, где ты вообще-то играешь. Ну то есть ребята твоего уровня, это же совершенно другая лига. Я уж давно ломаю голову, может, ты выступаешь не под своим именем, дурачишь нас всех? На самом деле ты, наверно, кто-нибудь из великих, да?

Вольфганг потрогал свое лицо. Его портрет — правда, написанный с излишком фантазии, так как самого его в тот момент уже не было, — красовался повсюду: на афишах, книгах и шариках из шоколада. Узнал ли его Адриан?

— А ты, — нерешительно начал он, — как ты думаешь? — Он осторожно взглянул в сторону Адриана. — Как ты можешь видеть, то есть полагать, убедиться, взять пробу, проверить, осмотреть и удостовериться наверняка, я все что угодно, но не велик. Точнее, как выяснил Петр, мой сердечный, любезный друг в эти дни, во мне отнюдь не два метра, и не метр девяносто, ни даже метр восемьдесят, метр семьдесят или метр шестьдесят — отнюдь. Он нашел во мне всего метр и пятьдесят девять сотых, правда, я привстал на носки, чего он ни в коем случае не должен знать, затем что Петр большой педант. Так что я с чистой совестью и спокойным сердцем могу утверждать, что я не велик, а скорее мал. Так что, пожалуй, не исключено, что я… представь себе, Моцарт? Летающий Моцарт, Вольвоцарт? Арт-Моц? Моц-Арт, житель мансард, впавший в азарт? — он закатился от смеха, так что у него запрыгал живот. — Ха-ха! Ну да, я вполне могу им быть — ты ведь хочешь услышать, что я и есть старина Трацом, что был хитрецом, но отнюдь не глупцом, — Вольфганг боязливо поднял глаза на собеседника.

Адриан только кисло улыбнулся.

— О’кей, нет так нет, приставать не буду. Меня это и не касается, — и он фыркнул с коротким смешком: — Моцарт!

Вольфганг вжался глубже