Следующая остановка – «Пионерская-стрит» - Арина Павловна Обух

А-я-я-й!.. Вы ищите, ищите себе кавалеров! А то сами себя не прокормите, жизнь на облаке. Ой! Это я?.. Девчонки, ну я же не толстая, зачем вы меня толстой нарисовали? Дома дорисовывать будете? Ладно уж. Только красиво чтобы получилась. И нос у меня другой. А вот у вас красиво нарисовано, мне нравится. Вы все молодцы. Я сфотографирую. Раньше профессионально фотографировала. Это у вас «Зенит-Е»? Подарили? Слушайте, вам повезло. Я столько за ним гонялась. Вы купите к нему жёлтый фильтр, он перистые облака хорошо снимает. Девочки, вам моя болтовня ещё не надоела?

Надоела, конечно, но у нас нет выхода.

– Нет? Ну тогда я вам ещё про Павла Александровича расскажу. Меня Павел Александрович, генерал мой, в театре встретил. Я с фотоаппаратом после спектакля в буфет шла… Думала, что ему понравилось, как я суслика играла, – а он даже не понял, что это я была, перевоплотилась!.. Но он меня из-за фотоаппарата остановил. У него отец их собирал когда-то. Разговорились. Умным показался. В театр их принудили пойти – культурная программа. Потом поженились… Театр бросила. Дети пошли… А у меня причёска такая же была в начале занятия? Так что вы молчите! Конечно, у меня же назад волосы были убраны. Мне мама никогда чёлку не разрешала стричь. «Коса – девичья краса», – всё время повторяла, я терпеть этого не могла. И под кофту эту косу прятала. Горбатая ходила. После её смерти под мальчика постриглась. Модная причёска была. И волосы не росли уже. Она права была. Не стригите волосы, девчонки. Хвостики делайте. Бантики. Мужчинам нравятся длинные волосы… Я генерала своего обманывала, в париках ходила. Русалка такая. Так и помер влюблённым. Мы с ним виделись редко. Как и сейчас. Я к нему на могилку приду, свечку зажгу. Расскажу всё. Вот как вам. Он слушает как всегда, молча. Всегда, знаете, молчал. Я рассказываю, рассказываю, а он молчит. Я говорю ему: «Ну ты скажи что-нибудь!». А он: «Что?». Поговорили. Знаете, он ведь просто не вернулся с работы однажды. И всё. И началась жизнь без генерала. А я всё равно всегда обед на двоих готовлю, – вдруг придёт. Или внучка приедет. А со шляпой мы так и не решили!.. Девочки?!.

На дружеском совете постановляем, что шляпа должна быть всё же светло-бежевая: сентябрь в Крыму – это тоже лето.

Отсидев положенное время на синем стуле, Аделаида никуда не уходит. Она бродит вокруг нас и разглядывает наши рисунки, по-видимому, не желая покидать эти стены…

Потому что её жизнь – здесь. Здесь её бессмертят.

А мы, студенты, пойдём домой.

Мы закончим институт. Мы станем художниками. Мы не станем художниками. Мы выйдем замуж. Мы не выйдем замуж. Мы поедем в Крым. И найдём себе генерала…

Но как бы ни сложилась жизнь, в конце концов всем нам светит в итоге этот синий стул.

На который мы сядем в светло-бежевой шляпе.

Только не испортите

– Только не испортите, – говорит он.

Стоит. Никуда не уходит, смотрит.

– Но, мне кажется, вы испортите…

Он говорит не с укором – с сожалением. Помолчав, добавляет:

– А разве уже не готово? Сюда чёрный хотите добавить? А ну-ка, закройте рукой этот край. Да, так тоже хорошо. Но и белый можно оставить, в этом есть какое-то дыхание, видите, как краска тут растеклась, это уже не повторится, жалко закрашивать.

* * *

Кирилл Александрович окончил академию имени Репина, но стал преподавать в училище имени Мухиной. Репа и Муха. Две соперницы. В репинской академии правил академизм. А в Мухе поощрялась свобода. Каким-то образом в Кирилле Александровиче это всё уживалось – академизм и самоволка. Вот и теперь ему больше по душе, как растекается и дышит краска. А с другой стороны…

– А с другой стороны, вы правы, если уплотнить – будет лучше. Но мне кажется… Нет, вам виднее. Раз вы так считаете. Это хорошо, что вы экспериментируете. Но я думаю, что этот лист можно оставить и взять новый. Как вы считаете?.. Всё-таки будете продолжать?

Он отходит. А за окном, можно сказать, дипломная работа Кирилла Александровича – «Весна». С соблюдением всех традиций: строгость линий, точность пропорций. Академическая весна. Но вдруг всполох – изумрудка растеклась, ушла в самоволку.

Получил оценку «хорошо». Потому что тема несерьёзная. Однокурсники писали революцию, рабочую стройку, а тут… Ну, весна, ну, река, ну, девушка… А сюжет где?

Потом эта девушка станет женой Кирилла Александровича. И у них родится Александр Кириллович. Такой вот сюжет.

Кирилл Александрович и Александр Кириллович. Оба Гущины. Отец и сын. Художник и художник. Мастер по живописи и мастер по живописи.

Вечно боишься перепутать их имена-отчества. Поэтому обращаешься на всякий случай так:

– Простите! Подойдите, пожалуйста…

– Ну что, исправили? Хорошо, значит, готово. Но и тогда было хорошо, не было контраста, зато полутона работали. Возьмите новый лист, попробуйте снова.

На обходе весь наш курс получил оценку «хорошо».

– Красить надо! А у вас – воздух один. Двадцать работ – и ни одной законченной. Краска красиво растеклась, да, но вы ей не помогли. А у этого белого пространства вообще другая психология с этим сокрушительным зелёным. И стул с гитарой должны быть одной фразой! Нерасторжимой! Понимаете или нет?.. – так будет говорить наш новый мастер по живописи.

Мастеров будет много, и у каждого будет своя «Весна».

– Возьмите новый лист, попробуйте снова.

Берёшь лист, открываешь коробку с красками. На ощупь помнишь каждый тюбик: у «Сажи газовой» острый край, и пальцы режутся, «Белила» – худосочные, вечно заканчиваются, «Умбра» – с дыркой в брюхе, «Кадмий красный» испачкан сам собой, из-за него пальцы всегда в краске. «Парижская лазурь» – тюбик пузатенький, туго закрыт; его я покупаю только из-за названия: звучит чарующе – как начало старинного романа.

А наши романы с жизнью мало похожи на старинные. Традиции прерваны. Контрасты пережаты. Много чёрной краски, а надо было по белому грунту работать.

– Только не испортите. Но, мне кажется, вы испортите…

Под знаком этой фразы будет идти вся наша жизнь.

Дорогой Кирилл Александрович, правильно вам кажется.

Вы умерли шесть лет назад.

А мы действительно всё испортили.

Шёл дождь над СССР

Вымытые окна, белая гроза…

рок-группа «Санкт-Петербург»

«Две женщины в дождь поливали деревья».

Это чужая фраза. Чужая история и чужой рассказ. Но пишу его – я.

Настоящий владелец этой