Саратон, или Ошибка выжившей - Светлана Стичева

заговорит. О большем я и не думала. Но даже этого в школе не удалось добиться: Орлов необъяснимо сторонился народа, кроме обязательной школьной программы не участвовал больше ни в чём, и напрасно вокруг его дома гуляли нарядные одноклассницы. Теперь я изредка видела его в студгородке, и даже пыталась мелькать у него перед глазами, то карауля возле общежития, чтобы пристроиться по ходу его движения, то изучая расписание занятий его группы, чтобы стоять, словно невзначай, напротив аудитории, из которой выбегают после звонка студенты-математики. Но Орлов проходил мимо, не глядя, он не знал о моём существовании, ну, ещё бы, ему нужна королева, такая, что будет под стать.

– Королёва. Меня зовут Жанна Королёва.

Я слышу свой голос как будто со стороны. Вижу отвалившуюся Ксюхину челюсть. Смотрю прямо в глаза Орлову, и он улыбается мне навстречу. Внутри меня будто загораются лампочки гирлянды, много маленьких разноцветных огоньков, что щекочут, мигая, в разных местах, той, новогодней, радостью предвкушения.

Улыбнувшись Орлову, и кивнув по кругу каждому – какие же они все милые! – я села на расшатанный стул, как на трон, задрав подбородок. И потом, на выходе из клуба, не помня, что вообще было на заседании – последний час меня качало на волнах своей мечты – с особой чёткостью я отмечала приветливые лица девушек и заинтересованно осматривающие – парней, Ерёму, что вызвался проводить нас с Ксюхой, и Орлова, уплывающего за горизонт. Только подумать – мы будем с ним вместе! Вместе – неважно что, да хоть бы и просто дышать одним воздухом.

– Ну, ты, мать, даёшь! – Ксюха попрощалась с Ерёмой и больно сжала мой локоть, возвращая в реальность. – Какая ещё, нафиг, Жанна?! Как ты теперь будешь выпутываться?

Я же молчала, осознав ситуацию. Но только не так, только не сейчас! Я не могла допустить унижения, что обычно следует после оглашения моей фамилии, на глазах своего возлюбленного. Унижения смехом, брезгливостью или пренебрежением – бывало и так, да что там говорить – недавно в университетской редакции я опять хлебнула по полной всё, о чем старалась забыть.

– Не знаю, Ксюха. Только клянись, что не выдашь! Зови меня Жанна, а дальше посмотрим.

– А, ясно. На Орлова глаз положила. Парень он видный, конечно. Вы, вроде, из одного города с ним? Странно, что до сих пор не заобщались. На, подержи!

Подруга воткнула мне в руку квадратное зеркальце и принялась яростно начёсывать затылок.

И вот как объяснить Ксюхе с её ярко-красным ртом, металлическими клёпками на косухе и звонким голосом, что заобщаться с Орловым я никак не могла. Меня сразу бросало в жар от одной только мысли о ситуации, где осмелившись заговорить, я получу холодный и равнодушный отлуп. Ведь сколько бы я ни старалась попасть в его поле зрения, всё равно оставалась незамеченной. Я решила, что совсем для него не интересна. Да и ноги мои привычно наливались тяжестью, стоило лишь представить необходимость первого шага навстречу любому парню. Нет, Ксюха всё равно не поймёт. Сытый голодного не разумеет.

Но свершилось чудо, и теперь я смогу видеть обожаемого Орлова и разговаривать с ним несколько раз в неделю. Это больше, чем я мечтала когда-то, это даёт мне надежду, что всё получится! Он же так тепло улыбнулся, когда я представилась! И расправил плечи, чуть подавшись вперёд, расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и покрутил шеей, словно ему стало трудно дышать. Да, представилась я, конечно, какой-то Жанной, ну и что, я потом выкручусь, я скажу, что Жанна – это такой псевдоним. Точно! Есть же у меня псевдоним Полина Писакина, ну и будет ещё один – Королёва Жанна. Главное – я смогу, я сумею с ним сблизиться, и тогда как-нибудь всё устроится.

Я практически забросила подготовку к диплому, мне вдруг стало резко не до него. Потому, что такая весна бывает только раз в жизни – весна ослепительно белой, пьянящей своим сладко-приторным ароматом черёмухи, от которого то кружится, то тут же проясняется до прозрачности в голове. Весна прозрачных ливней и ультразелени осмелевших травы и листьев. Весна открытых окон студгородка, из которых разносится звонкий «Ласковый май», и хочется выбежать на крыльцо и танцевать, кружиться без остановки, раскинув руки, ощущая всем телом нежность свежего ветра. Той весной я была хоть недолго, но неистово счастлива.

Вот уже два месяца, как по вечерам пятницы и воскресенья, я ходила на встречи книжного клуба, который переехал в малый зал универовской библиотеки – каморка уже не вмещала желающих. В библиотеке было светло и уютно, большие окна с лёгкими белыми занавесками выходили на лес, начинавшийся сразу за этим корпусом универа. Мне нравилось приходить сюда иногда просто так, засветло, и садиться в самом углу зала за рассохшийся старенький стол с потрескавшейся лаковой поверхностью и облупленными углами. Нравилось дышать неповторимой смесью запахов книжной пыли, старой пожелтевшей бумаги и деревянных шкафов и полок, смотреть, как покачиваются за окном высокие сосны, и мечтать. Я мечтала тогда не о каких-нибудь сказочных алых парусах, а о простом завтраке или ужине на маленькой кухне, очень похожей на Тушинскую из детства. Только на этой кухне будем на табуретках возле стола сидеть мы с Орловым, а на высоком детском стульчике рядом – наш малыш, мальчик или девочка – это не важно. Малыш будет радостно стучать маленькой ложкой по тарелочке с кашей, разбрызгивая её во все стороны, а Орлов полосатым льняным полотенцем вытирать его румяные щёчки. Я, в красивом цветастом халатике, поправлю розовую клеенчатую скатерть и передвину к центру фарфоровые белые чашки с голубыми незабудками, а потом начну разливать свежезаваренный чай для взрослых и компот для малыша. Фёдор будет что-то рассказывать, малыш гукать и звонко вскрикивать «папа», а я гладить по очереди их одинаково светлые волосы, замирая от счастья. И мы все обязательно будем смеяться, как когда-то мы с мамой чуть не падали с кухонных табуреток, если папа нас чем-то смешил.

На заседаниях книжного клуба по вечерам по центру зала стулья расставляли кругом, достаточно тесным, чтобы расслышать любого участника: обсуждение проводилось вполголоса, мы не хотели мешать тем, кто занимался в соседнем, большом зале библиотеки. Да и лишнее внимание привлекать было ни к чему. Клуб стал настолько популярен, что Ерёма начал отказывать претендентам на членство: «приходите в новом учебном году, сейчас группа укомплектована». О нашем клубе стало известно даже в ректорате, когда я написала пробуждающую весеннюю заметку в «УЖ» под названием «Мы ждём переменок!», где говорилось в