Пассажиры империала - Луи Арагон

А сколько эти господа выкурили папирос: по всем аллеям валялись окурки.

Жанна, разумеется, прилипла к приезжим. Господин Пейерон подбрасывал её на коленях: «А вот раз, а вот два, закружилась голова. Стал наш жеребёнок тощий, как котёнок. Прыгали, скакали и совсем устали. Не дадим ему лошадок, он до скачки слишком падок».

В понедельник восстановилось спокойствие. Ставни долго не отворялись. Госпожа Пейерон заспалась. На аллее, посыпанной гравием, девочки играли в серсо. Паскаль издали следил за ними. Он попробовал было сесть на каменную скамью под кедрами и порешать задачи, заданные на каникулы. Но задач задают на каникулы целую уйму, и добрую их половину решить невозможно. Да ещё выдали такую брошюрку, в которой всё распределено, день за днём: когда какие задачки решать и какие упражнения по грамматике делать, и всё это напечатано такими буквами, как будто написано от руки. Видно, у людей, которые придумывали все эти задачки и упражнения, было только одно на уме: чтобы дети сидели каждый день за уроками столько часов, сколько они сидят в классе. Да ещё, смотришь, загнут такое, что в школе не проходили. Как же тогда быть?

А Паскаль всё-таки хочет решить все задачки, заданные на каникулы, хотя они и не обязательны. Дело в том, что он лелеет великую мечту: сделаться очень учёным, очень подкованным, так чтоб срезать всех, кто к нему пристаёт с наставлениями, и тогда его оставят в покое и он будет говорить всё, что ему придёт в голову.

А всё-таки перевод с латинского отрывка из Саллюстия очень уж трудный. Ну и надоеда этот Саллюстий! Прямо скажешь, ему доставляло удовольствие закручивать головоломные периоды. Толстый словарь в коричневом переплёте положен на землю.

Красная шапочка лучше играет в серсо, чем другая девочка — блондинка. Кто же из них Ивонна, а кто Сюзанна? Можно поиграть в загадки.

Паскаль уже приметил, как молодые люди пристают к женщинам на улицах. Он знает, как это делается. Кавалер идёт сзади довольно близко, потом приподнимает шляпу и говорит с самым приветливым видом: «Не бегите так быстро, моя прелесть». Или же скажет так: «Кажется, мы с вами где-то встречались». Последний приём он узнал от Леве. У Леве есть двоюродный брат, который заговаривает с женщинами на улицах и потом спит с ними. Бац! В два счёта!

Но ведь здесь положение совсем другое. Живёшь у деда, имеешь дело с дочерьми дачников… Такой случай правилами не предусмотрен… Паскаль прячет свои тетради и брошюрки под большой камень около скамьи и бежит к ручейку, возле которого много цветов.

Цветы довольно жалкие, даже немного стыдно преподносить такие, но Паскаль рвёт их целыми пучками быстро, быстро.

Просто невероятно, сколько нужно нарвать цветов, чтоб получилась охапка. Запыхавшись, он бежит на террасу. Где же девочки? Они уже больше не играют в серсо. Паскаль стоит растерянно, обхватив руками пёструю охапку цветов, и чувствует себя дураком.

Но вот из замка доносится лёгкой волной музыка Шумана. Пальцы бегут, бегут, немного цепляются, сбились и повторяют неудавшуюся музыкальную фразу. Паскаль подходит ближе, не выпуская из рук охапку. Крошечный белый лев, завидев его, залился лаем и, оскалив все зубы, мчится к Паскалю, вертится вокруг, норовя укусить его за икры, дёргает его за носки.

— Шавка поганая, убирайся! Ну, что ты!.. Ганимед, заткнись, Ганимед! Вот уж кличка дурацкая. Отвяжись ты, мерзкая псина, иди к своей мамочке!..

Лексикон простительный, не правда ли? Ведь Паскаль вне себя от возмущения. Однако «мамочка» «поганой шавки» сидит в трёх шагах, за деревьями, в садовом кресле, одетая на этот раз в платье светло-зелёного цвета, и смеётся от души. Неужели она слышала?

— Куда это вы отправились, прелестный осенний ребёнок, с целой копной полевых цветов?

Ну тут уж надо что-нибудь придумать.

— Я вас искал, мадам…

— Меня? Маленький лжец!

— Вашу собачку я не люблю, но вы… вы мне нравитесь…

Госпожа Пейерон уже не смеётся. Паскаль протягивает ей цветы, она берёт их. Такое милое внимание взволновало её. Дар маленького пажа. Она чувствует себя молодой, молодой…

— Никогда цветы не доставляли мне такого удовольствия, как твой букет. Право, восхитительные цветы!

Она заговорила с ним на ты, — надо воспользоваться такой милостью.

— А собачонку вашу я не люблю. Она смешная уродина, и кличка у неё дурацкая.

Госпожа Пейерон улыбается.

— Ганимед? Но ведь это очень мило: Ганимед… Поди сюда, я тебя поцелую…

Паскаль готов провалиться сквозь землю. Госпожа Пейерон прижимает его к себе, он слышит запах её духов — очень крепкий и вместе с тем нежный запах. Она всё не выпускает мальчика.

— Как тебя зовут?

— Паскаль… Паскаль Меркадье… А вас?

— Какой любопытный!.. Моя фамилия Пейерон… Паскаль… Красивое имя.

— А мне «Пейерон» не нравится, это ведь не ваша фамилия, а вашего мужа.

Тут дама весело расхохоталась.

— Ну что ж, меня зовут Бланш… Нравится тебе?

Паскаль высвободился, посмотрел на неё и со всей развязностью, на какую был способен, ответил:

— Бланш?.. Ничего, сойдёт… Неплохое имя… А вот Ганимед — пакость!

Пианино смолкло, но у Паскаля уже не было цветов для Красной шапочки.

Весь остаток дня он прятался на горе. Он уже отвык взбираться по осыпи. И малина казалась ему уже не такой, как прежде, на болото идти не хотелось — боязно: а вдруг не найдёшь тропинку. А тут ещё от жары даль затягивала дымка, и с горы не видно было, как прежде, Монблана. Но «страна на краю света» всё же сохранила своё очарование даже в этот знойный день. Паскаль смотрел на отвесные скалы, на ели, поднимавшиеся из расселин, на горные луга по склонам, где рассыпались овцы, — но почему же ему в эти минуты неотвязно вспоминалась улица в городке восточной Лотарингии, серые сумрачные домики, запертые ставни и равнодушные люди, не желавшие выглянуть из окна, и больничный сад, зеленевший за чёрной чугунной решёткой, и больничные стены из серого ноздреватого камня, Леве в пелерине и в фуражке, сбитой на затылок, и два велосипеда, которые того и гляди хлопнутся на землю?

XVIII

Разумеется, в это дело в конце концов вмешалась Жанна. Во что будем играть? Всё равно во что. А только тут надо ещё одного, и Сюзанна с Ивонной согласны принять Паскаля… Кстати сказать, Красную шапочку зовут Сюзанной. Она дочь Пейеронов. А вторая девочка — её подруга. Вероятно, победнее.

Дня два, а то и больше, говорили друг с другом на «вы». Ничего не поделаешь, нельзя же сразу. На второй