О пионеры! - Уилла Сиберт Кэсер

Эмиля. Она и Фрэнк Шабата остались в стороне от трагедии, постигшей молодых, и теперь просто необходимо с ним повидаться. Даже в суде Александра болела душой за Фрэнка. Он был совсем один в чужой стране, и в мгновение ока вся его жизнь пошла прахом. В силу своего характера Фрэнк просто не мог повести себя иначе, и его поступок был понятнее Александре, чем действия Мари. Да, следует поехать в Линкольн и увидеться с Фрэнком Шабата!

На следующий день после похорон Эмиля Александра написала Карлу Линструму короткое письмо, сухо перечислив факты. Она не привыкла свободно говорить о своих чувствах и не могла написать больше. Было ясно, что Карл получит письмо не скоро: он находился где-то в недрах Аляски, и хотя перед отъездом написал, куда именно направляется, Александра имела лишь самые смутные представления о географии этого края. Шли недели без ответа, и она стала ожесточаться против Карла. Возможно, стоит провести остаток своих дней в одиночестве – в конце концов, это уже не имеет никакого значения.

II

Ясным октябрьским днем Александра Бергсон, в черном костюме и дорожной шляпе, сошла с поезда на станции Берлингтон в Линкольне и отправилась в отель «Линделл», где останавливалась два года назад, когда приезжала к Эмилю на церемонию вручения диплома. Несмотря на всю свою уверенность и самообладание, в отелях она чувствовала себя неловко и потому обрадовалась, что в фойе малолюдно. Оставив вещи в номере, она захватила с собой сумочку и спустилась к раннему ужину, а потом отправилась на прогулку.

Когда Александра дошла до университетского кампуса, уже сгущались сумерки. Она не стала заходить внутрь, а просто медленно прогуливалась по каменной дорожке вдоль ограды, глядя на молодых людей, снующих между корпусами, на ярко освещенные окна библиотеки и оружейной. Возле оружейной тренировалась рота кадетов. Молодой офицер выкрикивал команды так громко и быстро, что Александра не могла разобрать слов. Две рослые крепкие девушки спустились с библиотечного крыльца и вышли за ограду, разговаривая по-чешски. Александра обрадовалась знакомым звукам. То и дело на улицу выбегал очередной юный студент, несясь так, будто от него зависят судьбы мира. Александра испытывала огромную нежность к этим детям. Вот бы кто-нибудь из них остановился и заговорил с ней! Она тогда спросила бы, знал ли он Эмиля.

Вскоре ее желание исполнилось: из южных ворот выбежал юноша в фуражке, размахивая связкой книг на длинном ремне, и столкнулся с Александрой, не заметив ее в темноте. Он сдернул с головы фуражку и выдохнул:

– Я очень извиняюсь!

Ясный чистый голос прозвучал вопросительно, словно паренек ожидал получить от Александры ответ, и та воскликнула:

– Ах, это полностью моя вина! Позвольте спросить, вы давно здесь учитесь?

– Нет, мэм, я первокурсник, недавно с фермы, из округа Черри. А вы кого-то ищете?

– Нет, спасибо. Вернее… – Александре хотелось его удержать. – Я хотела бы найти друзей своего брата. Он выпустился два года назад.

– Тогда вам нужен кто-нибудь из старшекурсников, верно? Дайте-ка сообразить… Я пока ни с кем не знаком, но вы наверняка найдете их в библиотеке – вон в том кирпичном здании.

– Спасибо, загляну, – проговорила Александра, не желая его отпускать.

– Да не за что. Спокойной ночи!

С этими словами юноша надел фуражку и побежал вниз по Одиннадцатой улице. Александра с грустью проводила его взглядом.

В отель она вернулась до странного умиротворенной. «Какой приятный голос у этого мальчика, и до чего он вежливый! Эмиль всегда так обращался с женщинами», – думала Александра. Уже переодевшись в ночную сорочку и расчесывая длинные тяжелые волосы в свете электрической лампы, она вновь вспомнила недавнюю встречу и сказала себе: «В жизни не слышала голоса приятнее, чем у того мальчика. Надеюсь, у него все сложится хорошо. Округ Черри… там прекрасное сено, а койоты могут докопаться до воды».

Наутро, в девять часов Александра пришла на прием к начальнику тюрьмы штата – веселому краснощекому немцу, бывшему шорнику. Взглянув на рекомендательное письмо от немецкого банкира в Хановере, он отложил курительную трубку и бодро заявил:

– Интересуетесь тем дюжим чехом? Неплохо поживает.

– Рада слышать. Я опасалась, что он может повести себя вздорно и усугубить свое положение. Мистер Шварц, если у вас есть время, я хотела бы немного рассказать вам о Фрэнке Шабата и о том, почему я им интересуюсь.

Начальник тюрьмы любезно выслушал краткий рассказ Александры о судьбе и характере Фрэнка, но не нашел в этой истории ничего необычного.

– Конечно, буду иметь его в виду. Мы прекрасно о нем позаботимся, – пообещал он, вставая. – Вы можете поговорить с ним здесь, пока я схожу проверить, как дела на кухне. Распоряжусь, чтобы его сюда прислали, наверное, он уже закончил мыть пол. Мы, видите ли, содержим камеры в чистоте.

У двери начальник остановился и приказал, обращаясь через плечо к бледному молодому человеку в форме заключенного, который сидел за столом в углу, заполняя гроссбух:

– Берти, когда приведут тысяча тридцать седьмого, выйди и дай этой леди поговорить с ним наедине.

Молодой человек кивнул и вновь склонился над гроссбухом.

Предоставленная себе, Александра нервно засунула в сумочку носовой платок с черной каймой. Выходя из трамвая, она совершенно не боялась встречи с Фрэнком, однако теперь упала духом, подавленная звуками и запахами тюремных коридоров и видом заключенных, проходящих мимо стеклянной двери кабинета.

Тикали часы, скрипело по бумаге перо, плечи молодого заключенного то и дело сотрясали приступы тщетно сдерживаемого кашля. Было очевидно, что он болен. Александра робко поглядывала на него, но он ни разу не поднял глаз от гроссбуха. Из-под его полосатой тюремной куртки виднелся высокий воротник рубашки с аккуратно повязанным галстуком. Тонкие белые пальцы выглядели ухоженно, а на мизинце красовался перстень с печаткой. Когда в коридоре раздались шаги, молодой человек встал, промокнул написанное, убрал перо и вышел из комнаты, так и не взглянув на посетительницу.

Вошел охранник и с ним – Фрэнк Шабата.

– Вы та леди, которая хотела поговорить с тысяча тридцать седьмым? Вот он. Веди себя прилично, – предостерег Фрэнка охранник и добавил, видя, что Александра все еще стоит: – Ему разрешено сесть, леди. Когда закончите, нажмите белую кнопку, и я за ним приду.

Охранник вышел, и Александра с Фрэнком остались наедине. Она старалась не замечать его страшной одежды и смотрела прямо в лицо, которое едва узнавала – настолько он переменился. Кожа посерела, губы поблекли, когда-то красивые зубы пожелтели. Бритый череп делал его похожим на преступника, хотя еще на суде он