Мальчик - Фернандо Арамбуру

что мы с максимальным сочувствием изобразим нашу будущую героиню, создавая ее литературный портрет. Про себя скажу честно: я бы предпочел не идти у нее на поводу, как, впрочем, и не перегибать палку в другую сторону. Но наша собеседница, к счастью, ни на чем не настаивала. Будем надеяться, что автор справится с соблазном отблагодарить ее за то, что она щедро поделилась с ним своей личной историей, и не станет приукрашивать ее образ, превращая меня в набор слезливых описаний или распинаясь о ее благородных чувствах. А беспокоюсь я, поскольку хотел бы (пусть это и прозвучит самонадеянно) однажды удостоиться читательской похвалы.

Эта женщина явно намекала на то, что будет хорошо, если автор придаст рассказу о случае в гостинице более литературную, то есть более далекую от реальности, форму. Она, судя по всему, забыла, что именно об этом мы с ней изначально и договаривались. Просто ее стыдливость или угрызения совести, вероятно, оказались сильнее, чем она хотела признаться, и поэтому желание подстраховаться заставило ее повторить автору то, что он и без того имел в виду. Судя по всему, ее целью было по мере возможности замести следы – скрыть их под густым слоем романного тумана, поскольку она боялась, как бы после предположительной публикации книги какой-нибудь житель Ортуэльи все-таки не догадался, что под именем Мариахе изображена именно она. А еще она высказала пожелание, или даже требование, чтобы в упомянутом эпизоде героиня ни в коем случае не получилась похожей на проститутку. Эта проблема так ее волновала, что свое пожелание она высказала вполне откровенно: ее тогдашнее поведение объяснялось лишь тем, что ей нужен был ребенок, который заменил бы погибшего. Ни о каких деньгах тут речь, разумеется, не шла. Да и подобный образ жизни ее нисколечко не привлекал. К тому же у нее был постоянный заработок, была парикмахерская, где теперь, овдовев, она работала каждый день с утра до вечера, став ее совладелицей.

А еще по ее просьбе автор изменил место действия. Речь уже не шла о кафе в гостинице, которая до сих пор существует, будучи одной из самых старых в городе, если не самой старой, и которая расположена на берегу у реки. Зато город остался тем же – Бильбао, поскольку в таком многолюдном месте анонимность сохранить нетрудно.

Дочка, ты ли это? Тебя прям не узнать. Мариахе услышала голос отца, прежде чем увидала его самого. Старик сидел на ступенях каменной лестницы, которая со стороны церкви соединяет проспект Ласагабастер с Вокзальной улицей. По ней и шла Мариахе, стуча каблуками. Наверное, следовало выбрать другие туфли – поудобнее и не такие шумные, а эти положить в сумку и взять с собой. Но возвращаться домой было уже поздно. И лучше бы она спустилась к станции, сделав круг, чтобы избежать нежелательных встреч; хотя вряд ли имеет смысл осторожничать в городе, где все жители так или иначе друг друга знают и вечно глазеют в окна. И вот, пожалуйста, прямо перед ней сидит Никасио в дырявых носках и с седой щетиной, трехдневной или даже четырехдневной, сидит и ошарашенно смотрит на дочь. Он с большим трудом поднялся на ноги. А она поспешно запахнула полы куртки, чтобы скрыть слишком большой вырез на платье. Мариахе, дочка, да ведь от тебя метров за двадцать несет духами. Она сразу поняла, что соврала ему очень неловко, хотя и не соврать в такой ситуации было невозможно. И она быстро перебрала в уме все варианты ответов на вполне предсказуемые вопросы: ладно, лучше сказать полуправду и поскорее прекратить этот разговор, сославшись на спешку. В лице Никасио она не заметила и намека на осуждение, скорее оно выражало неподдельное сочувствие. Или так ей показалось, потому что жалкая дырка у него на носке мешала ей соображать быстрее. Ты осталась совсем одна. Видать, судьба на тебя осерчала. А Мариахе все не могла придумать, как оборвать разговор, не обидев Никасио. И только спросила, почему он так думает. Послушай, дочка, я же вижу, что ты сняла обручальное кольцо… Что ж, отец ее поймал. Да, правда, я еду в Бильбао, чтобы немного поразвлечься, потому что не могу больше сидеть дома одна-одинешенька. А ты бы побрился, ходишь как нищий. А он в ответ: я все понимаю, не волнуйся, я все понимаю. Со мной происходит то же самое, просто возраст не тот, чтобы куда-то уехать. И слава богу, что у меня есть Нуко.

Но вот этого Мариахе уже не могла вынести. Этого и дырки у него на носке. И хотя уже успела убедить себя, что из ее глаз больше никогда не прольется ни одной слезинки, сейчас ей захотелось разрыдаться. Нет, нельзя давать себе волю – сразу потечет тушь с ресниц. Поэтому Мариахе все-таки сдержалась – на помощь пришла злоба. Хорошо, ты меня убедил, я возвращаюсь домой. Никасио сердито нахмурил брови. Потом очень строгим голосом велел дочери ехать в Бильбао и там хоть немного развеяться. Тебя кто-нибудь ждет? Да, подруга. Парикмахерша? Нет, другая, ты ее не знаешь.

Позднее, оставшись одна, Мариахе перебрала в памяти их разговор и пришла к выводу, что на самом деле упоминание о подруге оказалось единственной ложью с ее стороны. Да, она обманула отца, но другого выхода у нее не было.

Поезд пришел вовремя. Мариахе отыскала свободное место и сразу же заметила, что многие мужчины с явным интересом поглядывают на нее.

Был уже вечер, когда я вышла на вокзале Абандо. Этот вокзал я знала очень хорошо, так как много раз бывала в Бильбао, но никогда еще со мной не случалось здесь такого, чтобы мужчины (трое или четверо, куривших у стены, а чуть дальше еще двое), увидев меня, начали посвистывать. Я, честно признаюсь, тотчас струхнула, засомневалась и готова была отказаться от своего плана. Если бы я приехала чуть раньше, до закрытия магазинов, бегом помчалась бы в какой-нибудь самый ближний, чтобы купить себе более скромный наряд. А еще помню, что идти в новых туфлях было неудобно. Они страшно натирали ноги. Да я и вообще не привыкла ходить на высоких каблуках. И до сих пор не хожу.

Я двинулась прямиком к кафе «Ирунья», стараясь держаться в тени, подальше от фонарей или освещенных витрин. Почему именно к «Ирунье»? Во-первых, потому, что оно находилось совсем близко, а еще потому, что, по моим расчетам, там всегда бывает много народу. А это дает больше шансов для верного выбора – ну и