Следующая остановка – «Пионерская-стрит» - Арина Павловна Обух

Потому что завтра их не будет. Очередная открывшаяся контора вкрутит энергосберегающие лампы мёртвого цвета. И повесит вывеску «РЕМОНТ ЛАМП». Всё.

В памяти фотоаппарата останется несколько смазанных снимков скамейки и улицы с разноцветными фонарями. Прошлое опять подрастёт и наполнится.

– А где это вы были?!

Мы были во Вчера.

Надо увидеть Лору

Лоре Малышевой

Надо увидеть Лору.

Но у неё характер, конечно.

Вот вернётся в Петербург – и мы обязательно встретимся. На правах небесных родственников. Но её всё нет и нет.

Она в Одессе. Хотя все её друзья – в Питере. Но в Одессе – старенькая мама, дом, парки, набережные и другие свидетели её детства…

И вот спустя десять лет… или двадцать? Много лет, короче. Всё… Мамы нет. И детство ушло из города. Надо возвращаться. Лора продаёт дом.

Ах, какой это был дом!.. Его надо было видеть.

Значит, гора – и на самой вершине дом-мастерская; то есть на фоне неба. Солнце лежит на крыше, лестница спускается прямо к морю. А вокруг деревья в цвету: вишни, груши, яблони. Рай.

И Лорины картины, эмали… На них изображены красивые девушки. Все разные, но каждая – Лора.

А ещё виноград. И погреб есть: там – бочки с вином. Лоре виделось, что в город придут, как она говорила, «наши» – и все в мастерскую к Лоре. Там много места. И Лора, как Волошин, будет прятать «белых от красных, а красных от белых». Поведёт их в погреб: держите, братцы, для вас берегла. И разольётся по миру не кровь – а вино. И всё начнётся заново. Всё как было. Мама живая. И страна огромная: необъятная, невозможная.

Но она продаёт дом.

Лора, не надо. Ведь всё будет иначе тогда. Совсем по-другому.

Продала. И увидела последний кадр, по Чехову: сад рубят, дом сносят. Дом убивают. Будет гостиница.

Как и любой человек, который увидел смерть своего дома, Лора заболела. Однако у Лоры было два дома. Надо думать, и жизни две. Просто одна закончилась.

* * *

Надо увидеть Лору. Ведь она теперь в Питере. Живёт через один мост и несчитанное количество ветров.

Чем ближе к ней – тем сильнее ветер. Он не пускает меня. Хотя я имею полное право увидеть Лору, свою крёстную.

Её мастерская – близ залива, на самом последнем этаже, с выходом на крышу. А на крыше – город-сад.

– Ты обязательно должна увидеть Лорин сад, – говорят мне. – Это что-то невероятное. Цветы, небо, ветер, море!..

Да. Одесса на отдельно взятой крыше. Мне рассказывают – и я вижу. И Лору, и ветер, и цветы. Может, и не надо нам встречаться? Ведь я и так всё вижу. Может, и ей не нужны гости? У неё ведь характер. Да и дела, выставки…

Мне просто нравится жить с мыслью: «надо увидеть Лору». Мне этого почти достаточно. К тому же у нас в альбоме есть её фотографии.

Нет, конечно, я видела Лору, просто не помню этого. Детская память не сохранила это воспоминание.

…Надо увидеть Лору. Позвоню в дверь. Она спросит:

– Кто там?

– Это я, Арина, ваша крестница.

Лора будет долго вспоминать: какая Арина, какая крестница… Или нет, Лора сразу откроет дверь и опустит глаза вниз. Потому что я была маленькая в день нашей последней встречи. Значит, и сейчас, явившись из её воспоминания, я должна быть ростом с вазочку.

– Боже, это ты?! – удивится Лора.

А может, она сама позвонит и скажет: «Хочу тебя увидеть, приходи в гости». И я сразу приду.

Но она не звонит.

Говорят, что была какая-то ссора. Ссора взрослых, грозовое недоразумение. Но я же тут ни при чём.

Сейчас она готовится к выставке. Вот, я приду на выставку. И будет мир. А пока ветер бушует и уносит нас в разные стороны.

* * *

Но однажды раздастся звонок – и я узна́ю, что Лора умерла.

– Знаешь, у меня была крёстная, – скажу я кому-то, кто окажется рядом. – Я никогда её не видела. Она умерла сегодня.

Говорю, чтобы не оставаться наедине со словами: «Лоры нет».

Я её никогда не увижу. А ведь была возможность увидеть – перейти мост, побороть все ветра, что вечно мешали, сбивали с мысли.

У меня хранится крест, который она подарила мне при крещении. С жемчужинками. Такой красивый, что я даже ни разу его не надела: боялась потерять.

А ещё она подарила мне второе имя, для церкви. То, которое нужно писать в записках «о здравии», а потом, в случае неизбежности, «об упокоении». Ирина. В переводе оно означает «несущая людям мир».

Тяжёлая, хрупкая ноша.

Близ набережной Карповки

Он толком о себе ничего не знает.

Никто ничего ему не объяснил.

Конечно, что-то он слышал, но люди всё больше между собой общались. А ему дарили цветы, обнимали, гладили, повязывали шарф. Садились рядом, молчали.

Повод для встреч был всегда печальный.

Горе собирает всех вместе, но кого-то вечно не хватает.

Вот плакучую иву посадили. Ива плачет над землей. Ива и горе растут.

…Никто, никто не рассказал ему всё по порядку. Оно и понятно: кто же в здравом уме будет что-то рассказывать скульптуре? Так иногда поступают художники, но автор скульптуры умер. Оставил эскиз, а по эскизу уже другие руки воссоздали образ.

Теперь образ сидит на скамейке близ набережной Карповки. Глаза его закрыты. Печальный ангел.

Уже четвёртый месяц он живёт на скамейке. И всё в его жизни происходит в первый раз: первая весна, первое лето…

С каждым днём у него появляется всё больше новых знакомых. По большой части это, конечно, врачи – за его крыльями находится Первый Мединститут.

Вот и сейчас к нему подсела женщина: на ней белый халат, прямо в тон к только что наступившей июльской ночи. Её обнял платок: такая сетка из фиолетовых шерстяных нитей – можно корюшку ловить, а можно – на плечи. Она не петербурженка – ленинградка. Курит. Сигарета заканчивается, она берёт следующую, никуда не спешит.

Вдруг на скамейку присели ещё двое. С их слов ангел понял, что он красив и похож на Пушкина. Девушка провела рукой по его медным кудрям.

– Ты представляешь, это такая странная история…

И «Печальный ангел» впервые начинает понимать собственную печаль…

* * *

Жили на свете две красивые женщины: мать и дочь.

И встретили они двух красивых братьев.

И было в этот день сыграно две свадьбы.