Свента - Максим Александрович Осипов

Посол тоже подремывает. Под самолетом – Америка, страна великих возможностей, лидер западной цивилизации, ее камертон. Скоро, посол знает, к ней подтянутся и другие страны, и хоть милый его сердцу европейский шарм канет, конечно же, в прошлое, жизнь на планете сделается гуманней и лучше. Образец разумной самоорганизации – их турнир: такие чистые, бесконфликтные, идущие от сердца каждого из участников начинания – редкость в нынешнем мире. Лучше любой политической партии, любого общественного движения. Посол в своей жизни видел много тяжелого, неприятного, много политики, он свое знание выстрадал.

Обслуживание в первом классе, пожалуй что, даже избыточное. Господам предлагают десерт. Шоколадный мусс. Дон не хочет. Мусс – это что такое? Вроде желе? Дон не любит желе, он не любит того, что дрожит.

– У меня от этого были сложности с женщинами, – Дон хохочет.

Правда, смешно. Он, посол, всю свою жизнь любил одну женщину – собственную жену. – Дон, разумеется, тоже. Но когда-то, когда они были в колледже… – О, в колледже мы были все полигамными.

Самолет потряхивает, не до сна. Велено пристегнуть ремни. Внизу большая река.

– Миссури какое-нибудь? – предполагает посол.

– Не какое-нибудь, – ворчит Дон, на Среднем Западе он провел много лет.

Посол поднимает руки, элегантно, как все почти, что он делает. Средний Запад – вотчина Дона, он, посол, жил исключительно на Востоке – Вашингтон, Нью-Йорк.

Поговорим о русском, о Мэтью Айванове, об Айви? Так прозвала его Кэролин, жена бедолаги Джереми: ядовитый плющ – poison ivy — сильнейший растительный аллерген.

– Уже потрогали ядовитый плющ? – осведомляется она у каждого игрока.

Потрогали, его все потрогали. Мэтью Айванов – новенький, победил в турнире. Пятнадцать партий – четырнадцать выиграл и ничья. Дело не в призовом фонде – все получал победитель, – дело в отношении русского к шахматам и к другим игрокам.

С Мэтью никто ни разу не разговаривал. Перед партией – рукопожатие, hi, и в конце короткое – все, сдаюсь. Мэтью кивнул, руку пожал, отбыл. В вечерних анализах не участвовал, не говоря уже об экскурсиях. Вчера на ужине взял свой чек, диплом в рамочке и – всем спасибо, пошел. Что теперь с тем дипломом? Запросто может быть, что и выкинул.

– Ал, как вам кажется, он вообще – любит шахматы?

– Они его точно любят. Больше, чем нас с вами, Дон. Видели нашу партию?

Нет, Дон не видел.

Алберт вздыхает: когда играешь с теми, кто сильнее тебя, то и сам подтягиваешься. Но ему в поединке с Айви стало нечего делать хода после девятого. В плохой позиции все ходы никуда не годятся.

– Откуда он, этот русский, взялся? – Дону хотелось бы знать.

Посол пожимает плечами:

– Эмигрант. Им у нас хорошо.

– Ну, да. Кормим их. – Дон недоволен: – Америка – самая свободная в мире страна. Слишком свободная.

– В Европе тоже есть свободные страны, – примирительно говорит посол, улыбается одной из лучших своих улыбок – для своих, для союзников.

Дон не был в Европе. Послу это странно.

– Советуете? А зачем?

Как объяснишь? Есть замечательные места.

– Дон, а вы? Сколько вы продержались с Айви?

Во-первых, это была первая партия на турнире. Во-вторых, Айви играл белыми. В-третьих, перед первым ходом он думал двадцать минут.

– Часы тикают, передо мной – незнакомый молодой человек. Сидит и думает. Голова опущена, глаз не видно. Это что – издевательство?

– Полагаю, серьезное отношение к делу. Он прислушивался к себе: в настроении ли действовать агрессивно или же обставить вас в позиционной борьбе. Айви – большой мастер.

В конце концов молодой человек пошел сд. Английское начало. Дон ответил ему

– “Обратный дракон”? – произносит посол с удовольствием.

Дон кивает. Все шло по теории. Быстро диктует ходы.

– Знаете эту систему?

– Да-да, разумеется, – посол знает.

Не знает он ни черта. Дон, когда руководил своими заводами, многих бед избежал, потому что чувствует, когда ему лгут. Он приходит во все большее раздражение:

– Я готов страдать, но дайте мне за мои страдания хоть какой-нибудь материал! Нет, давит, давит, играет, как автомат! Мне семьдесят пять, я не могу считать так, как он! Большой мастер! Вижу, он вам понравился.

– Да-а… – Посол подыскивает слово, давно им, конечно, найденное. – Есть в нем такая, знаете ли…

Он хочет сказать – “размашистость”, но Дон перебивает его:

– Скажите прямо – авантюрист. Я проверил: нет шахматиста по имени Мэтью Айванов.

– Дон, у них другой алфавит. Помните, на майках – си-си-си-пи?

– Деньги нужны вашему си-си-си-пи, вот что!

– Деньги? Зачем ему деньги?

– Ал, зачем человеку деньги?

Что он, думает Дон, спятил? Как Джереми?

Зачем же они, раз им деньги нужны, размышляет посол, политику свою так задешево продали?

– Русские много страдали в нынешнем веке, – произносит посол задумчиво.

– Этот, что ли, страдал?

Посол продолжает:

– Я, возможно, не должен вам сообщать эти сведения, но несколько лет назад русские продали свою внешнюю политику за сумму в миллион, поверьте мне, в миллион раз меньшую, чем мы готовы были им дать.

Оба молчат в удивлении. Дон – от размеров суммы – надо же! – миллион – единица и шесть нулей, каковы же наши возможности?! Дипломат – оттого, что Дону это все рассказал.

– Я понимаю, – прерывает молчание посол, – требуется сохранить турнир. А не упразднить ли нам призовой фонд?

– У нас не богадельня, Алберт. Мы не против сильных игроков, нет. Надо только, чтоб они вели себя подобающе.

– Значит, – вздыхает посол, – придется писать регламент, устав, правила. И не так, как сейчас: победителю – всё, а, – изображает рукой ступенечки, – восемь тысяч, пять, три. Первое место, второе, третье.

– Да, да, придется, – кивает Дон. – Будьте уверены, в следующий раз к нам заявятся трое таких, как этот… как Айванов. Из вашей любимой си-си-си-пи.

Дон прав: конечно, их детище, их затея, турнир, – под угрозой. Там, где приходится устанавливать правила… Теперь это повсеместно, даже в семейной жизни. Вот живут они с Доном со старыми женами безо всяких письменных обязательств. Надо бы встретиться всем четверым в Нью-Йорке, в Карнеги-холл или на “Янкиз” сходить… Потом пригласить их к себе, показать коллекцию. Посол собирает сов – фарфоровых, глиняных. Есть и несколько превосходных чучел. Сова – символ мудрости.

– Дон – любимая река русских. Возможно, это вас с ними как-нибудь примирит. Quietly flows the Don, – произносит он с удовольствием – “Тихий Дон”. – Нобелевская премия. А вы, Дон, совсем не тихий. – Посол щурится в иллюминатор, что он там надеется разглядеть?

И тут случается маленькое происшествие. Сзади