Долгая дорога до Грейсленда - Кристен Мей Чейз

Потом я написала Уайатту:

Грейс: Привет. Ну вот… Мама в больнице. И я вместе с ней.

Телефон зазвонил мгновенно. Я даже подскочила от неожиданности. Это был Уайатт.

– О, привет. Ты не должен был… – Я старалась говорить как можно спокойнее, чтобы не показать, насколько расстроена и при этом взволнована его звонком. Услышав его голос, я вдруг поняла, что именно он – нужный мне сейчас человек. Все время, пока мы переписывались, казалось, что от меня зависит, продолжатся ли наши отношения, но бешено колотившееся сердце подсказало ответ. До чего же странно – одновременно чувствовать восторг и отчаяние.

– Конечно же, должен. Я ненавижу телефон, но в некоторых случаях он незаменим. Как ты? Как мама? Расскажи, как у вас дела. – Его голос пресекся от волнения, и я вдруг явственно поняла, что и он волнуется. За маму. И за меня!

– Как я рада тебя слышать!

– Я тоже. Мне очень жаль, Грейс, что все так получилось.

– У нее в дороге случился припадок… потом в машине скорой помощи вроде бы стало лучше… но потом я приехала сюда… ей делают искусственное дыхание и… – Снова начинаю рыдать. Черт! Успокойся. – Сейчас она интубирована, ее будут обследовать. А это значит, что мы пробудем здесь какое-то время. В Мемфисе. Представляешь, мы все-таки добрались до Мемфиса.

– Ни хрена себе… Прости, Грейс… Не смог сдержаться. Так и тянет выругаться, когда слышу про больницы.

В ответ я невольно рассмеялась.

– Выскажись и за меня. Буду тебе очень признательна.

Он засмеялся, но тут же осекся. Признаюсь, смех в сложившихся обстоятельствах вызывал чувство неловкости, но как приятно было избавиться от страха хотя бы на секундочку!

– Уверен, врачи все делают правильно. Как ты сама?

– Я бы сейчас не отказалась от виски.

– Это же Мемфис! Разве у них не продают выпивку в автоматах вместо газировки?

Я хихикнула.

– Прямо сейчас пойду и проверю. Потом доложу о результатах. – Он умел правильно оценить ситуацию и найти нужные слова. Прямо как переговорщик в случае захвата заложников. – Спасибо тебе, Уайатт.

– Помни, я всегда рядом. Звони, как понадоблюсь. В любое время, Грейс.

Я повесила трубку, откинулась в кресле и одним глотком осушила стаканчик с яблочным соком. Медсестра была права: на вкус он очень даже ничего.

Через грязное больничное окно маминой палаты – буквально за забором – можно было видеть Грейсленд. Я попросила медсестру передвинуть ее кровать, насколько это позволяли все эти аппараты и шнуры.

– Как в больнице рядом с Грейслендом могут быть такие грязные окна? – задала я вопрос, уместный из уст Лоралинн. Я намочила бумажное полотенце и вытерла стекло в том месте, куда упадет мамин взгляд, когда она откроет глаза и повернет голову. Если она сможет повернуть голову!

– Всего лишь часть пейзажа, – пожала плечами медсестра.

Всего лишь часть пейзажа?! От таких слов мама пришла бы в ужас. Я представила, как она сама протирает окно, а я – по своему обыкновению – выражаю неодобрение. «Что такое, Грейс? Ты боишься, что я подхвачу какую-нибудь заразу? – сказала бы она и сделала вид, что облизывает палец, а я показала бы ей язык. – Нельзя быть более больной, чем я сейчас».

Конечно, было ужасно несправедливо – впервые увидеть боготворимый мамой Грейсленд через грязное окно больничной палаты. Все равно что прийти на вечеринку и не иметь возможности попробовать торт. Но зато как поэтично: стереть грязь, чтобы разглядеть свою мечту. Иногда нужно в жизни так делать – бросать вызов обстоятельствам. В данном случае ее болезни.

– У вас, случайно, нет средства для стекол? – спросила я медсестру, которая снимала мамины показатели. Я понимала, что ее работа – заботиться о маме, а не наводить чистоту, но мне так хотелось, чтобы к моменту пробуждения мамы окно было безупречно чистым.

– Вы, должно быть, Грейс? – обратилась ко мне миниатюрная женщина, появившаяся на пороге. Ее ярко-розовый лабораторный халат был застегнут только на одну пуговицу посередине живота, да и то, видимо, с трудом; как будто она решила воспользоваться кукольной одежкой. На голове красовался самый ужасный парик из когда-либо виденных мною – огромная копна выше, чем у мамы. А это показатель! Волосы прибавили ей сантиметров пять росту, но все равно она с трудом дотягивала до ста пятидесяти сантиметров. Ее больничные сабо переливались всеми цветами радуги.

Она заметила взгляд, брошенный мною на ее обувь, и с гордостью сказала:

– Они называются «Русалка». Здорово, правда? Хотя немного странно, ведь русалки не носят… – Она прервала себя на полуслове и, казалось, вся ушла в обдумывание этой «непростой» головоломки.

Вид этой странной женщины привел меня в замешательство. Остатки надежды куда-то испарились.

– Я доктор Мак Менами, но для вас – доктор Мак. Друзья зовут меня Биг Мак. – Она издала «ха!», будто поставила точку в конце предложения. – Итак, мы связались с врачами вашей мамы в Эль-Пасо и в Далласе, и теперь я хорошо представляю себе, что с ней. Не нужно быть розовой пантерой, как я, чтобы понять, что происходит в мозгу вашей мамы.

Доктор Мак больше походила на Кирби[46], но не суть.

– Рак у нее на такой стадии, что если не начать лечение, то приступы начнут учащаться. А это нехорошо.

Я кивнула, пытаясь осмыслить всю информацию и не расплакаться. Снова.

– Мы стабилизируем ее состояние и проведем интенсивный курс лечения. В зависимости от того, как она отреагирует, вы сможете отправиться в путь через неделю или около того.

– Через неделю?! – Я не хотела показать, насколько обескуражена.

– Вполне возможно, что времени потребуется меньше, но я не люблю давать пустых обещаний, которые могут не подтвердиться. Сколько бы времени ни заняло лечение, оно должно быть продолжено, когда вернетесь… Не знаю, куда вы направлялись.

– Не хочу с вами спорить, доктор. Просто она… – Я пыталась подобрать подходящее слово для обозначения маминого упрямства.

– У меня много таких пациентов, как ваша мама. И я сделаю все возможное, чтобы убедить ее. А сейчас вам стоит пойти перекусить. Кафетерий не так уж плох, как может показаться на первый взгляд. – С этими словами она погладила себя по животу, а затем протянула руку для прощания.

Зазвонил мой телефон.

– Я позволю вам ответить на звонок, хотя здесь запрещено пользоваться мобильными телефонами. – Доктор Мак показала на висящую на стене табличку с изображением мобильного, перечеркнутого красным.

Я благодарно улыбнулась и кивнула.

– Привет, Аша.

– Черт, единственный раз, когда к моей руке не был приклеен телефон, и ты позвонила. Что случилось? – Ее слова и голос подействовали успокаивающе. Моя подруга пока еще ничего не знала.

– Мама чуть не потеряла сознание в Тьюпело, но отказалась ехать в больницу, а потом случился приступ в машине, после которого ее реанимировали в скорой помощи. Сейчас состояние стабильное, но ее интубировали. Я никогда не видела ее такой тихой, и это меня пугает, – выпалила я на одном дыхании и почувствовала облегчение. Оказывается, мне нужно было не просто рассказать обо всем случившемся, но и признаться в том ужасе, который я пережила. Все-таки это был не просто анализ на стрептококк или пара швов…

– По крайней мере, твоей маме не откажешь в последовательности, – заметила Аша. Чувство юмора не изменило ей и в этот раз. Она знала, как меня поддержать.

– Итак, диагноз: настоящее шило в заднице. – Наш смех мог показаться неуместным, но принес облегчение. Как будто мое тело ждало разрешения нормально жить.

– Все мамы такие. Это часть их работы по мере того, как они становятся старше. И что теперь?

Я начала было рассказать о предстоящем лечении, но поняла, что не стоит вдаваться в подробности. Наш разговор и так затянулся, и нас могли прервать в любой момент.

– Они назначили ей несколько процедур, и если она будет стабильна, то через неделю или около того мы сможем отправиться в Грейсленд. Но они хотят, чтобы она прошла курс лечения по возвращении в Техас, – произнесла я спокойно, хотя внутри все так и клокотало.

К счастью, Аша не обратила внимания на мой тон. Только спросила:

– Как ты думаешь, она послушается? – Моя подруга хорошо знала мою маму.

– Наша врач не похожа на тех, кто мирится с отказом. – И слава богу, что так. Не уверена, что у меня