Акбилек - Жусипбек Аймаутов

Скряжливый старик был еще тот себятник, даже девство своей дочери считал своей собственностью. По его представлениям дочь его должна была и в замужестве остаться непорочной. Теперь Акбилек — не его дитя… Чья — непонятно. Да она ли это? Нет, перед ним — не Акбилек. Даже теперь и не совсем казашка… Обокрали, разорили, подсунули какую-то девку. Так и ответил бы тем, кто сразу стал перемигиваться, мол, видели порченную русскими дочку Мамырбая? — не моя эта дочь!

Так и стала Акбилек отцу в тягость. Не рожавшая баба, а все равно впечатление такое, что вытащит невиданную обезьянку и начнет крутиться с ней на руках, баюкая на руках, перед всем че стным миром. И ведь стоит на ногах, не шелохнется… тьфу-у!.. Держится так уверенно… эта уверенность дня аксакала как пощечина.

Вот и расклад, заставлявший старика отводить глаза от Акбилек, да и вообще избегать ее. Отцовская любовь и ревность, жалость и злоба, отвращение и к себе, и к дочери — все, спутавшись, сердило его; жива, конечно, осталась, но присела туг как язва на зрачке. Однако как свою руку отрежешь? Может, и осталось только от несно сной стыдобушки ножом по жилам и на небе са? Так и бродит аксакал туда-сюда, стуча палкой, как костями, прислушиваясь к боли в кишках, как волк, накормленный ядом.

Иногда аксакал садился в стороне и задумывался надолго, время от времени жалея дочь: «В чем она виновата, несчастная?» Вроде и понимает, что не вправе ее винить, а как вспомнит все, что произошло, так какая-то сила отталкивает его от Акбилек, не позволяет даже приблизиться к ней. Вдруг мысль: «А что если избавиться от нее поскорей как-нибудь?» Но как? Что-то тот же жених не спешит за ней, а то сунул бы ее ему в лапы и конец. Впрочем, туг торопиться не стоит, опять дети малолетние окажутся без присмотра. Вначале надо жениться на какой-нибудь подходящей бабе, а потом уж озаботиться окончательно судьбой Акбилек, это будет правильно. Таков был последний плод глубоких, долгих дум-раздумий и аксакала.

Надумать-то можно, а вот найти жену ему уже не просто. Возраст, надо сказать, преклонный, глянь: пятьдесят пятый год. В таких годах и неразумно вовсе делить скот на калым за чью-то юную дочь и затем самому довоспитывать ее. И сможет ли такая поднять его младшеньких? Станет ли ухаживать за старым мужем? А вдруг попадется какая-нибудь бледная вертихвостка, станет похохатывать да пересмеиваться с холостыми парнями, стыда не оберешься, да лучше сразу в могилу. Как бы ни случилось потом: от колыбельки прочь и к двери — в ночь. К разведенным женщинам тоже не лежала душа, они по натуре своей явно бе ссове стные да развращенные. А взять вдову, так не без детей ведь они, вдовы-то, опять же есть у них обязательства перед родичами покойного, станет к ним таскать его имущество. Да, как тут найти пригожую, да стыдливую, да крепкую в работе женщину? О Бог мой, ай! Никому не по­желаешь на старости лет лишиться жены! Можешь себе представить большее невезение? Как тут быть? Напасть, да и только! И этот вопрос так застрял в голове аксакала, как он его ни обдумывал, ни обмозговывал, а он связывал его по рукам и ногам.

Мамырбай не из тех баев, что купались в роскоши, но и не нуждался ни в чем. Жил всегда удобно, с удовольствием угощал гостей летом кумысом и барашком, а зимой жирным мясом целыми блюдами, да непременно за веселой беседой. Пользовался уважением и имел вес среди уездного начальства, и для волостного его слово кое-что значило. Было время — выбирался ме стным судьей, затем о ставил сутяжные дела и уже довольствовался тем, что был среди своих сородичей фигурой. Его слово значило среди своих больше, чем мнения других аксакалов. При этом никогда не пустословил, строго следил за людьми, за работниками, каждая голова у него на учете, сам следил и за запасами, и за ценами.

Пришла зима, на склоны Карашаша выпал снег: Благожелатели со своим надоевшим сочувствием стали заглядывать реже, Акбилек вроде справлялась как хозяйка, и Мамырбай потихонечку стал вновь втягиваться в хозяйственные заботы. Да мало ли домашних забот: там прими, тут отдай, припасы мясные на зиму заготовь, хлопоты городские, хлопоты степные…

В один из таких дней-круговоротов заехал к нему бывало останавливавшийся у него некто Алдекей.

Алдекей человек никудышный, но еще тот живчик, кто не уставал воду носить в решете и комара ловить за семь верст, а заодно объехать всех на свете. Вот сейчас у двух уважаемых мужей пропали кобылы, одна с укороченной левой ноздрей, позволявшая садиться на нее только с левой стороны с клеймом «горе», другая — белогривая рыжая верховая кобылица с белым пятном на хребте, о них и озаботился Алдекей. Ездил по аулам, расспрашивал, посматривал, по дороге заехал и к старому знакомому, с которым можно поговорить о временах минувших и заодно высказать ему свое сожаление да благословить нашедшуюся дочь. А может, просто поздно было искать другую крышу для ночлега, в любом случае поступил так, как поступил.

Услышав, что во двор въехал Алдекей, Мамырбай бросил: «Принесла же нелегкая этого бродягу». Однако пренебречь беседой с Алдекеем не мог. Не случись с ним известных событий, все равно ему было о чем потолковать с гостем, да и соскучился по разговорам. Непременно должен быть такой человек, с кем можно поделиться мыслями и треволнениями, иначе к чему молчать со своими? Только заговори с соседом там или с родственником о чем-то важном для себя, тут же на голову сядут, лишат покоя, скотине твоей вольно пройти не дадут, вцепятся, как собаки в пса, мужики вроде, а башка, как правило, бабья — нет соразмерности, так и готовы с места твоего тебя же подвинуть.

Алдекей перво-наперво три раза прочитал «алип-лям» да «кулкуал», представляя сурами из Корана, поздоровался, а затем поведал историю о том, как один красноречивый судия развеял тоску одному поникшему челом от горестей хану, а уж потом выразил свое соболезнование аксакалу, воззвав крепиться. Процитировал и слова Абая: «Встреть тоску, ей противостоя!» Этот Алдекей вообще по поэтической мудрости был мастак, помнил из старины всякие истории наизусть: «Тысячу и одну ночь», «Сорок визирей», «Восемьдесят заблуждений попугая», «Ше сть пальцев», «Мстительные певцы-танцоры». Слыл он в молодости лихим парнем, холеным ухажером, борцом, певцом, музыкантом, юмористом, да, упав с утеса Байшуака, сильно разбился. Вся литература