Люди, которых нет на карте - Евфросиния Игоревна Капустина

– Ладно, послезавтра могу взять тебя. Завтра зайди вечером уточнить время.

– Спасибо! Хорошего вечера вам.

– Ага, иди уже.

Зевнул на весь двор, прошаркал обратно к своей занавеске дремать дальше.

Я повернулась, потопала просачиваться обратно в щель. Завтра вечером с рынка вернусь, ещё просочусь сюда – напомнить. Пусть только попробует без меня уплыть.

Назавтра Элвина не оказалось дома, ушёл в море днём раньше, без меня. Что ж. Пусть его там крабы покусают, что ли. Не то чтобы я злой человек, но злюсь на него капец как. Зато Орландо доволен, сияет, как пятак начищенный. Даже не попытался изобразить сожаление.

Но тут на укол пришёл дон Дарвин.

Пока Орландо дырявил очередную дырку в вене дона Дарвина, я отвлекала его от болезненных ощущений разговорами. О собаках его поболтали, о детишках… и о лодке заодно. Оказалось, Дарвин сдал её в аренду соседской семье при условии, что они будут отдавать четверть улова в день – пока он болеет, пусть люди пользуются, рыбу ловят. Опять же его семье поддержка, не только остатки запасов подъедать, но и свежее что-то получать.

Слово за слово сговорились, что я тоже могу пойти в море с той семьёй на его лодке. Орландо выпучил глаза и чуть не выронил шприц, но промолчал и просто скорчил недовольную мину. Я в ответ не удержалась от довольной ухмылки. Дон Дарвин посмотрел на нас обоих и пообещал забежать вечерком, подтвердить авантюру, сказать точное время отплытия.

Обещание выполнил, зашёл. Сказал, что завтра в половине шестого будет ждать возле лодки Элизабет, которая с синими дельфинчиками у кормы.

В половине шестого утра встретились у бортов Элизабет с доном Чементе – это с ним и его зятем я сегодня иду в море. Выходим в шесть, когда рассветёт как следует. Некоторые рыбаки выходят гораздо раньше: и в четыре, и в пять утра – по полной темноте. Но это очень опасно, и многие гибнут, а Чементе с зятем – единственные пока мужчины в семье и очень хотят к ней возвращаться.

Пока ждём полного света, готовим сети и чистим лодку от насыпавшейся в неё за ночь жухлой листвы и набросанных детьми комков земли. Выгребаем ладонями всё это.

Осторожно расспрашиваю рыбака – хоть знать, с кем в море иду. Отвечает охотно и как-то по-стариковски бережно, с расстановкой.

– Сколько лет вы уже рыбачите?

– А вот как приехал сюда, так и рыбачу. Лет двенадцать уже.

– А вам самому сколько лет?

– Мне сорок один год. Ты это, руки не порежь о сети, аккуратно.

– Спасибо, я аккуратно. А в семье у вас сколько человек?

– Я, дочка моя, муж её, внучка. Ещё жена была, да умерла десять лет назад.

– Почему умерла, знаете?

– Не знаю точно… Живот у неё болел сильно после того, как сына родила здесь. Он слабенький родился, сразу помер. А у неё несколько месяцев после родов всё болело, кровь шла. К врачу надо было, да в госпиталь не могли мы доехать, совсем без денег жили. Клиники тогда тут не было. Так и померла.

Несколько минут молча выгребает листья. Смотрит на море, добавляет:

– Как она умерла, я тогда четыре дня плакал, в первый раз в жизни.

– А больше не плакали после того?

– Плакал один раз. Когда дочка два года назад девочку родила и обе выжили. В честь жены моей внучку назвали. Плакал, только от радости уже.

– Дон Чементе, почему тут так рано девочек замуж выдают?

– Рано, конечно, да… У всех разные причины. Я вот дочку в четырнадцать лет отдал замуж. Можно было не отдавать, так заберёт кто-то всё равно, ещё и силой. А так я за молодого хорошего парня отдал, к себе его жить и работать взял, теперь вот рыбу вместе ловим, жить лучше стали. Кто-то отдаёт, чтобы кормить дочку не нужно было. Кто-то думает, что чем моложе девочка, тем дольше детей не будет, не забеременеет сразу или мёртвого родит. Ну, плохие мужчины тоже бывают, конечно. Такие, которым просто нравится новых девочек заводить. Знаю, что нехорошо как-то, мы не одобряем это сильно. Но не всегда варианты есть.

Теперь я молча гребу листья, обдумываю. Рыбак спрашивает:

– Тебе фотографии-то зачем?

– Показать людям в мире, как вы тут живёте, чем занимаетесь. Чтоб знали, что вы есть.

– А, это хорошо, показывай.

Энджи, молодой зять дона Чементе, принёс канистру с топливом, закинул в лодку. Пора спускать судёнышко на воду и отчаливать. Рассвело.

Отплываем от берега километров на пять-шесть. Во́ды залива Фонсека примерно поровну поделены между тремя государствами: Никарагуа, Сальвадором и Гондурасом. Прямо по курсу виднеется огромный камень – место гнездования пеликанов и одновременно граница никарагуанской воды, дальше этого камня нашей лодке двигаться нельзя.

Не доплываем до него, глушим мотор и переходим на весло. Ну, то есть на весло перехожу я, потому что моя персона заняла в лодке место третьего рыбака, и кто-то должен делать его работу – не давать волнам крутить лодку кругами, медленно направлять её по параболообразному маршруту. Чементе и Энджи начинают выбрасывать сеть за борт. Длина сети примерно пара километров, у её конца, начала и посередине привязаны пустые пластиковые канистры – они, как поплавки, держат сеть и не дают её потерять.

Пока рыба и другая живность самостоятельно забираются в сеть, моем лодку изнутри. Чементе черпает воду срезанной канистрой, льёт внутрь лодки. Энджи трёт борта руками и клочком тряпки. Я держу лодку на плаву и не позволяю ей умотаться далеко от наших поплавков.

Помыв лодку, мужчины начинают вытаскивать сеть. Первый заплыв не особо удачен: пара бабосин, одна мелкая сардинка, один язык (плоская белёсая рыбёшка без чешуи), три креветки. Бабосу забрасывают в лодку, креветки летят туда же, сардина и язык достаются наглым пеликанам, атакующим сеть. Забрасываем второй раз. Пеликаны толкутся у бортов, суют головы внутрь – проверяют, удастся ли спереть чего вкусненького.

Со вторым заплывом нам везёт больше: уже двенадцать креветок, пять больших рыбин, краб. Рыбаки с шуточками выпутывают улов из тонкой паутинки, я ловлю по всей лодке скользких и прытких креветок, складываю их в ведёрко, подсчитываю – дон Чементе велел считать.

В паузах между забрасыванием и вытягиванием сети мужчины курят и писают за борт. Мне очень хочется проделать то же самое, но мне никак, да и нельзя. Болтаем о разном. Чементе много чем делится, давно он здесь.

Хохочем и плачем над