Помоги мне умереть - Наталия Лирон

– Скажи сам. – Она снова ощетинилась.

– Ладно, – он дёрнул подбородком, как и его сыновья, – приеду – поговорим, обещаю.

Дима быстро попрощался с Егором, а потом Марина вышла его провожать в прихожую. В груди сверлили тоска и стыд, она вспомнила про Семёна.

«Привет. Как ты поживаешь? Компания жужжит разбуженным ульем. Все обсуждают нашего обаятельного нового сотрудника. И ты забыла свой пропуск».

Точно! Она же вылетела как ошпаренная, хотя ей в спину что-то говорил усатый «Будённый».

«Димка не дурак, но никогда в жизни не написал бы „жужжит разбуженным ульем”».

Марина отложила телефон, ничего не ответив.

Солнечный майский день теплел за окном. В город весёлыми танцами приходили белые ночи, развешивая долгие светлые часы простынями на ветру.

Для вина ещё рановато, ну и наплевать. Слишком много всего, о чём не хотелось думать. Марина достала бутылку «Пино», откупорила и плеснула в бокал, мельком отметив, что грязная посуда из раковины таинственным образом исчезла. Она посмотрела в телефон лишь затем, чтобы проверить, есть ли сообщение от Дани или нет. «Если через пару часов не объявится, буду звонить Косте».

Включила себе музыку погромче, достала муку, масло, яйца… надо что-нибудь такое сложное и красивое, чтобы повозиться. Эстерхази, например. Открыла кухонный шкафчик в поисках миндальной муки. Ага, отлично! Выпечка – это то, что помогало ей бесспорно, безусловно и всегда.

Глоток «Пино» – по-ехали!

Когда она уже промазывала коржи, укладывая их друг на друга, раздался непрерывный дверной звонок.

– Да что такое? – Звук разносился по всему дому.

Она открыла дверь.

– Господи помилуй! – Сняла палец Данилы с кнопки, и стало тихо.

– М-м-мам. – Он упирался лбом в косяк, изо всех сил пытаясь сохранить вертикальное положение.

Лицо ободрано – похоже, падая, он обо что-то проехался скулой. Светлые волосы спутаны и в чём-то буром. Одежда грязная, джинсы до колен мокрые. Без ботинок и носков, босиком, левый мизинец в крови.

– Даня… – ахнула она.

– М-м-м-мам…

От него разило алкоголем, сигаретами и приторно-сладким незнакомым парфюмом.

– Боже…

Марина взяла его за локоть, он перешагнул порог, оказавшись в коридоре, и тут же начал оседать по стене на пол.

– Н-не-не-не, погоди, – она быстро подхватила его плечом, – ты уже очень тяжёлый, я не удержу.

Он продолжал клониться.

– Да стой ты! – прикрикнула она.

– М-м-меня тошнит. – Он еле ворочал языком.

– Чёрт! – Марина поддерживала его за бок.

В два рывка они дошагали до туалета, где, обессиленный, он рухнул на колени, обхватив руками унитаз.

Услышав звуки, из комнаты вышел Егор.

Марина высунула голову в коридор:

– Детёныш, тут Данька напился. Кажется, сильно. Отправь Гулю домой, пожалуйста.

– Угу, – Егор кивнул, – ему плохо?

– Думаю скорую вызывать.

– Капец!

Бледного и измученного Данилу тяжко рвало, он цеплялся грязными руками за дужку унитаза, упираясь разъезжающимися коленями в пол. Ему казалось, что лампа прыгает по потолку и садится обратно, задерживается на мгновение, а потом снова пускается вскачь. И его выворачивало снова. И снова.

Но до скорой, слава богу, не дошло.

Через полтора часа, всё ещё бледный, с тёмными кругами под глазами, но уже отмытый и заклеенный пластырем в разных местах, он сидел на кухне и пил вторую кружку чая с мёдом. Марина молчала и ни о чём не спрашивала.

– Мам… – Он не смел поднять глаза.

– Голова уже не кружится? – Она на него тоже не смотрела.

– Гм… слегка.

– В кровать, – холодно отчеканила она, – потом поговорим.

– Прости, я… я…

Злость улеглась – бедный заяц. Ей стало жаль его, и она смягчилась:

– Данька, иди ложись, нужно проспаться как следует, ты всё ещё пьяный.

– Кажется, да. – Он кивнул, ободрённый её тёплым тоном, встал.

Она тоже встала. Подойдя, он неуклюже обнял её:

– Спасибо, мам. Я… мне…

– Ничего не объясняй, – она погладила его по влажным ещё волосам, – потом, всё потом. Я и так знаю. Вы расстались с Никой?

– Угу. – Подбородок его задрожал.

– Ну всё-всё, иди спать, ни о чём не думай, ложись.

Ещё через час, когда она пришла его проведать, солнце уже переползло на сторону детской, сейчас уже подростковой, окна которой выходили на запад, и желтоватые шторы засветились предзакатным золотом.

– Спит? – спросила Марина шёпотом у Егора.

– Спит. – Он продолжал рисовать.

– Я и не заметила, как Гуля ушла. Можно посмотреть? – Она подошла ближе.

Егор кивнул. Марина зашла за мольберт.

– Ого!

– Да ладно… – Он всегда смущался от похвалы.

– Детёныш мой дорогой, ты очень талантливый парень! – Она села рядом на стул.

«Откуда у него это всё?»

Ей казалось, что если она дунет на лист, то волосы девушки разлетятся по плечам, она моргнёт, поправит причёску.

Может быть, он и сам не понимал, но в этом портрете было столько чувственности, столько нежности. Ни намёка на пошлость, только едва обнажённые плечи, всё остальное завёрнуто в грубую дерюгу, лишь выпростаны голые по локоть руки, сцепленные в замок и сложенные на коленях, ладонями вверх. Видны азиатские черты, и девушка на портрете не то чтобы писаная красавица, но харизматичная и яркая. И очень заметно, что художник влюблён.

– Егор… это… – она искала слова, – это не просто красиво, это так живо. Мне кажется, она сейчас встанет и пойдёт куда-нибудь.

Он смутился.

– Спасибо, мам. Я ещё не закончил. И знаешь, хочу попробовать нарисовать её в масле, хотя ей больше подходит акварель. Или вот карандаш. Не знаю, может, уголь. – Он размышлял.

– А кто посуду помыл? Ты? – Марина вспомнила о таинственном исчезновении тарелок и чашек из раковины.

– Гуля, – коротко ответил он, – ничего?

– Ничего, передавай ей огромное спасибо, – и посмотрела на верхний ярус, где дрых старший, – ты периодически тыкай его палкой, проверяй на живость, ладно?

– Ладно. Что, Вероника его бросила?

– Похоже на то.

Глава 15

«Господи, как же я устала». Через полтора часа она сидела перед монитором и пялилась в экран, а скорее мимо него, вспоминая недавний разговор с Данилой:

«Ну что, поехал к ней, потому что ей плохо? И тебе плохо. Сначала почти помирились, потом послала подальше? Да, так бывает, и нет, жизнь на этом не заканчивается. И да, не будет сборной. И нет, на этом жизнь тоже не заканчивается. Утопиться хотел? Ай, молодец! А что не утопился? Вода была очень холодная? Ай-ай-ай, как нехорошо! И ботинки украли, пока был занят самоубиванием? Кто бы мог подумать! И ногу о камни ободрал?

А напился-то где? И с кем? До Невы или после? Ах, после… С какими-то двумя девчонками? Дев-чон-ка-ми? Ан, нет, взрослыми тётками? Валя