Мадонна в черном - Рюноскэ Акутагава

– Значит, по-твоему, Кадзума вообразил, что ты судил нечестно?

– Да, ваша светлость. Однако со мною такого быть не могло. Да и зачем мне отдавать кому-то предпочтение?

– Что ж, а раньше вы ссорились? Может, повздорили когда-то? Припомни хорошенько.

– Нет, мы не спорили. Только… – Санэмон запнулся, но не оттого, что собирался о чем-то умолчать: подбирал в уме наиболее точные слова, чтобы получше выразить свою мысль. Князь спокойно ждал, пока Санэмон продолжит говорить. – Был один раз… Накануне турнира Кадзума вдруг попросил у меня прощения: дескать, за недавнюю грубость. Я ничего такого не помнил, поэтому переспросил, что он имеет в виду. Но Кадзума лишь горько усмехнулся в ответ. Тогда я сказал, что никакой его вины не помню и, стало быть, прощать мне нечего. Видимо, Кадзума наконец мне поверил, потому что произнёс очень спокойно: «Значит, мне показалось. Прошу вас, забудьте этот разговор». И помню, при этих словах он вновь усмехнулся, но не горько, а скорее злорадно.

– О чем же он говорил?

– Я так и не понял. Наверное, речь шла о каком-то пустячном деле… Вот и всё, а больше споров между нами не было.

Снова повисло молчание.

– А каким был этот Кадзума? Может, недоверчивым, мнительным?

– Нет, не замечал. Он был по-юношески открытым. Никогда не стыдился показать, что у него на сердце. Впрочем, порой мог и вспылить… – Санэмон смолк, а потом тяжело выдохнул. – Полагаю, тот поединок с Тамоном был для него крайне важен.

– Крайне важен?.. Отчего так?

– Кадзума уже выдержал предварительные испытания. Победи он на этот раз, его обучение подошло бы к концу. Впрочем, то же относилось и к Тамону. И оба они считались самыми способными фехтовальщиками.

Харунага вновь замолчал, как будто что-то обдумывал, а потом, словно придя к каким-то выводам, перешёл к расспросам о ночи, когда совершилось убийство.

– Кадзума действительно подкарауливал тебя у ристалища?

– Судя по всему, да. В тот вечер внезапно повалил снег, поэтому я шёл мимо ристалища с поднятым зонтиком. Вдруг ветер усилился, снег теперь летел слева, и я опустил зонтик к левому плечу. Тут-то и выскочил Кадзума, и его меч только разрубил зонтик, а меня не задел.

– Нанёс удар, даже тебя не окликнув?

– Да, так я всё запомнил.

– И что ты в тот момент подумал?

– Думать было некогда. Я прыгнул вправо. Наверное, тогда с меня слетели гэта. Затем – второй удар. Он рассёк рукав моего хаори на пять сун[25]… Я опять отскочил в сторону, выхватывая меч, и ударил в ответ. Видимо, я рассёк ему грудь. И он что-то успел сказать…

– Что же?

– Я не расслышал. По-моему, он просто вскрикнул во время схватки… И тогда я сообразил, что бьюсь с Кадзумой.

– То есть ты узнал его голос?

– Нет, не узнал.

– Как же ты понял, что это Кадзума? – Харунага посмотрел Санэмону прямо в глаза.

Тот не ответил. Харунага повторил вопрос, на сей раз чуть громче, однако Санэмон хранил молчание, опустив глаза и словно разглядывая свои хакама, и даже рта не раскрыл.

– Так что же, Санэмон? – Князь вдруг переменился, голос его звучал грозно. Надо сказать, Харунага нередко прибегал к таким внезапным перевоплощениям.

Не поднимая головы, Санэмон всё же заговорил, только вот произнёс не то, чего ждал князь.

Изумлённый Харунага услыхал тихое признание:

– Ваша светлость, мой меч повинен в том, что загубил одного из преданных вам воинов.

Харунага слегка нахмурился, но устремлённый на Санэмона взгляд оставался серьёзен и строг.

– У Кадзумы была причина меня возненавидеть, – произнёс Санэмон. – Я судил его поединок несправедливо.

Харунага ещё сильнее нахмурил брови.

– Не ты ли уверял меня только что в своей честности?..

– Да, уверял и готов поклясться в каждом слове. – Санэмон говорил медленно, будто взвешивая каждое слово. – И всё же я не был справедлив. Я, как и сказал уже вашей светлости, ни в коем случае не намеревался помогать Тамону или действовать против Кадзумы. Увы, этого недостаточно, чтобы заявлять о своей беспристрастности. От Кадзумы я всегда ожидал большего, чем от Тамона. Искусство Тамона суетно. Он малодушен и готов побеждать любой ценой, пусть даже нечестно. А Кадзума был не таков. Его искусство благородно. Это истинное искусство, которое позволяет встретить противника открыто, лицом к лицу. Я даже думал, что Тамон года через два-три Кадзуме и в подмётки не будет годиться…

– Отчего же ты присудил Кадзуме поражение?

– То-то и оно… В глубине души я мечтал, чтобы Кадзума одолел Тамона, но я ведь был судьёй, а судья ни под каким предлогом не должен думать о личных предпочтениях. Когда встаёшь с веером в руке между соперниками, вооружёнными бамбуковыми мечами, ты обязан следовать только закону Небес. Оттого и я во время поединка Кадзумы с Тамоном стремился к безупречной справедливости. И всё же, как я признался вашей светлости, я желал победы Кадзуме. Весы в моём сердце склонялись в его пользу. Случилось так, что, надеясь уравнять эти чаши, я невольно добавил маленькую гирю на чашу Тамона… Сейчас я понял, что гиря оказалась слишком велика, а я был слишком мягок с Тамоном и чересчур строг с Кадзумой.

Санэмон замолчал. Князь ждал.

– Итак, они встали друг против друга, и довольно долго никто не хотел начать бой. Наконец Тамон попробовал дотянуться мечом до головы Кадзумы. Тот ловко отразил удар и, не теряя ни мгновения, коснулся запястья Тамона. Тогда-то и началась моя несправедливость. Сперва я посчитал удар Кадзумы безоговорочной победой, но едва в голове мелькнуло: «Победа!» – как я тут же усомнился: не слишком ли слабым был удар? Уверенность моя растаяла. И я не сделал того, что следовало: не поднял веер над головой Кадзумы. На некоторое время соперники вновь замерли, глядя друг на друга. Затем Кадзума пошёл в атаку, целясь в запястье Тамона. Тот увернулся и в ответном выпаде коснулся руки Кадзумы. Удар вышел даже слабее, чем у Кадзумы. Так или иначе, он определённо не был выполнен с большим мастерством или ловкостью. Однако я поднял веер над головой Тамона. Иначе говоря, победа в первом поединке досталась Тамону. «Что я натворил!» – мелькнула у меня мысль, но тут словно какой-то голос шепнул мне: «Нет, судья не допускает ошибок. А если сейчас ты сомневаешься в себе, то лишь потому, что излишне благосклонен к Кадзуме…»

– И что было дальше? – окликнул Санэмона князь, слегка раздражённый вновь воцарившимся молчанием.

– Они снова встали в позицию. В этот раз они выжидали дольше всего. Наконец Кадзума вдруг ударил по мечу