Океанский пляж - Анатолий Исаевич Милявский

небо. Один из наших бомбардировщиков тяжело уходил, таща на крыле язык пламени, и прожекторы, вцепившись в него, высвечивали в темном небе его силуэт, словно на учебном макете.

Агегьяну было ясно, что безнаказанно снизиться для прицельного бомбометания не удастся. Сполохи зенитных разрывов то и дело озаряли кабину. Он взглянул на второго пилота, и тот ответил ему запекшейся, напряженной улыбкой. Она означала: «Ничего не поделаешь, нужно возвращаться».

А что если?… Решение пришло мгновенно, как это нередко бывает в воздухе. Уже после, рассказывая о нем, объясняя детали, он тратил на это много времени. Но сейчас оно вспыхнуло неожиданно и ярко, как сигнальная лампочка на приборной доске.

Он знал, что с этого аэродрома ежедневно вылетает в разведывательный полет над нашим побережьем и возвращается поздно вечером «Хейн-кель-111», знаменитая «рама», ненавистная сердцу зенитчиков из-за своей высотности и неуязвимости. Самолет этот засекали уже не один раз, маршрут его знали до тонкостей. Он летал с немецкой пунктуальностью, по нему можно было проверять часы.

А что если сыграть под «фрица?» В нескольких словах Агегьян объяснил свою мысль штурману и радостно увидел, что тот его понял.

Он повернул ручку триммера, «затяжеляя» винт. Теперь мотор стал реветь прерывисто и натужно, имитируя звук немецкого бомбардировщика. Щелкнул тумблер: на плоскостях летающей лодки зажглись аэронавигационные огни. Она медленно снижалась над вражеским аэродромом, словно прося разрешения на посадку.

Зенитный огонь стих. Наступила тишина. А самолет с включенными огнями — отличная цель для зениток — продолжал снижаться.

Агегьян привычно держал руки на штурвале, а мысли проносились в голове с бешеной скоростью. «Поверят или нет?», «Осветят прожектором или…», «Неужели сейчас ударят из зениток?» Во рту было сухо, сердце колотилось, но страха он не чувствовал. Решил для себя: «Если обнаружат, все равно успею сбросить бомбы…»

Но немцы поверили. Внизу ударил луч прожектора, осветив бетонную посадочную полосу и стоящие вдоль нее самолеты. Луч приглашал его на посадку.

Агегьян до отказа выжал сектор газа. Самолет взревел и почти на бреющем понесся над аэродромом, осыпая его градом бомб и поливая из пулеметов.

Круто взмыл вверх и ушел в сторону моря, набирая высоту. Вслед ему растерянно бухали зенитки. Сделав большой круг, вернулся обратно: с высоты было хорошо видно, как на аэродроме полыхают пожары.

«Обдурил все-таки фрицев Биль», — подумал весело и, сняв шлем, вытер вспотевшее лицо.

Можно было возвращаться в Севастополь.

Второй полет в некотором роде был праздничным, юбилейным — он состоялся 23 февраля 1942 года. Вот краткая запись о нем в летной тетради:

«Дата: февраль 1942 г. Содержание полета: спецзадание.

Высота: 1400-400 метров. Продолжительность полета: 4 часа».

«Спецзадание» расшифровывалось просто: предстояло найти в горах партизан и сбросить им грузы.

К тому времени у партизан ялтинской группировки сложилось нелегкое положение. Они были отрезаны от моря, окружены врагом, теснимы карательными отрядами, испытывали голод, имели раненых. Доставить продовольствие морским путем из Севастополя было невозможно. Оставался воздух…

Разведотдел получил координаты партизанской стоянки в юго-западном районе яйлы. Было договорено о сигнализации: костры и факелы. Предстояло решить: какой самолет послать? Кому из экипажей доверить задачу?

Долго совещались люди в прокуренной комнате разведотдела. Тяжелые маскировочные шторы наглухо закрывали окна. Где-то раздавались гулкие орудийные выстрелы…

Решающую роль в выборе самолета сыграла возможная длительность полета и необходимость ориентироваться в сложных метеоусловиях — вряд ли кто-нибудь мог поспорить в этом с разведчиком. Немаловажное значение имела и грузоподъемность самолета: одним махом он мог сбросить несколько тонн груза.

Но одно дело лететь над безбрежным морским простором, другое — на тяжелой машине ночью найти крошечную площадку среди гор, снизиться, рискуя задеть скалы, и сбросить с малой высоты груз. Здесь нужны недюжинное летное мастерство и выдержка, особое чувство высоты, словом, редкое сочетание качеств.

Выбор пал на самолет Агегьяна.

Перед полетом экипаж, по русскому обычаю, «присел на дорожку» — на длинные тюки грузовых парашютов. Такими и запечатлел их фронтовой корреспондент.

День выдался сырой и холодный, серый туман висел над бухтами. К вечеру туман немного разошелся, но небо закрывали низкие зимние тучи.

Как всегда, набрали высоту и ушли в сторону моря. Отсюда стали идти к Южному берегу. Внизу лежала густая пелена облаков. Но и здесь, на высоте, то и дело приходилось пробивать облачные заслоны. Изредка за плексигласовым стеклом кабины тускло мерцали холодные зеленые звезды. Агегьян сидел на своем месте, неповоротливый в зимней меховой куртке и унтах. Штурман в своем отсеке сосредоточенно вычерчивал курс, щеки его были втянуты: он по обыкновению сосал леденец. Ровно гудели моторы, знакомо подрагивал пол в кабине да светились зеленым фосфорическим светом приборы. Второй пилот дремал на своем сиденье, подложив руку под щеку.

Шел второй час полета. Штурман сунул голову в кабину: вышли в район цели, пора снижаться.

Они пробивали один слой облаков за другим. Самолет болтало, как люльку. Две тысячи метров, тысяча пятьсот. Лоб Агегьяна покрыла испарина. Не хватало еще вслепую напороться на горную вершину: ведь некоторые из них достигали такой высоты. Но вот неожиданно открылось черное звездное небо, и он увидел фантастическую картину: покрытые снегом, белели горные склоны, круто обрываясь к невидимому морю, чернели лесистые прогалины между хребтами. Выглянула луна, осветив все синеватым призрачным светом. Ни одного огонька не мерцало среди ледяного безмолвия. Летающая лодка медленно снижалась, как гигантская черная птица.

Может быть, сейчас Агегьян особенно остро почувствовал, как тяжело партизанам среди этого холодного безлюдного края, где ледяной ветер свистит в облетевших чащобинах дубняка.

Но где же они? Агегьян, штурман, стрелок-радист и все остальные члены экипажа до рези в глазах всматривались в снежные поляны и черные лески, надеясь увидеть огонек костра. Пилот медленно разворачивал машину, с тревогой следя за проплывавшими рядом острыми ребрами скал. Неужели ошиблись?

Но вот радостно вскрикнул второй пилот — впереди блеснул огонь, другой. Рядом появились движущиеся маленькие огоньки — видимо, внизу бегали люди с факелами. Агегьян облегченно вздохнул. Они нашли партизан. Описал круг, прицелился, и с высоты 200 метров вниз полетели тяжелые тюки: сухари, консервы, сало, табак, медикаменты. Сделал один заход, затем второй и третий, стараясь, чтобы тюки падали ближе к сигнальным кострам.

«Берите, родные!… - растроганно твердил он. — Мы еще привезем. Привет из Севастополя».

…Позже партизанские связные сообщили, что все грузы попали по назначению.

* * *

Он не раз рисковал жизнью. Впрочем, летчики не любят этих слов, считая их рисовкой. Риск для них — неотъемлемая часть профессии.

Когда их авиаотряд перебазировали на Кавказское побережье, Агегьян