Рождественская шкатулка. Рассказы зарубежных классиков - Сельма Лагерлеф

Он позвонил. И пока он ждал, чтоб ему отворили, он слышал изнутри женский голос, говоривший: «Вот и папа пришёл!» Слышал, как запрыгали и засмеялись дети.

Когда дверь отперли, дети принялись плакать, потому что явился не тот, кого они ждали. Но мать, молодая женщина, с бледным лицом, поспешила их успокоить и пригласила незнакомца войти.

– Священник сейчас вернётся.

Незнакомец вошёл и сел в комнате священника.

Здесь стоял лишь сосновый письменный стол, старый чёрный диван и несколько стульев. На окне были тонкие красные занавески. По стенам висели большие, ярко раскрашенные картины из Священного Писания: Мария Магдалина и Спаситель на Кресте и Воскрешение Лазаря.

Дверь в смежную комнату была отворена, и там жена и дети священника сидели за накрытым столом.

– Папа у бедных, – говорила мать, – у больных. Ведь вы же это знаете. Ведь я рассказывала вам об этом. А потому нам и надо подождать. Так Богу угодно.

Она обернулась к незнакомцу, сидевшему в соседней комнате, и сказала:

– Они никак не дождутся ёлки. Они так ещё малы. Не могут понять.

Прошёл час, а незнакомец всё так же тихо сидел на стуле. Дети заснули, положив головки на скатерть. Жена священника сидела, скрестив руки на груди, с опущенным в землю взором.

Пришёл священник.

Он остановился в дверях, высокий и тонкий, с большими строгими глазами.

– Мир вам! – сказал он. – Вы хотите говорить со мной?

Незнакомец не поднял головы, но произнёс: «Я голоден».

Священник затворил дверь в столовую и начал ходить взад и вперёд, сложив руки у подбородка. Потом он остановился и нагнулся, чтоб поймать взгляд незнакомца.

– Голодны? – сказал он. – Это значит, что вам нужно рисовой каши, жареного гуся и оладьев с яблоками? Так?

Незнакомец поднял голову, посмотрел на него и спокойно кивнул. Но священник высоко поднял сплетённые руки и стал ломать их, так что пальцы захрустели.

– Бог да будет милостив к нам, грешникам! – воскликнул он.

Затем он опустил руки, сел и устремил глаза в пространство.

– У меня душа болит от всего этого голода и всей этой еды, которые я видел, – заговорил он спустя немного. – Я ходил из дому в дом, пока меня носили ноги, и всех их насыщал. Они благодарили и благословляли меня, и так как они знали, что я священник, то славословили Бога передо мной. Я был также у богатых, и при виде меня они тотчас же спешили воздать хвалу Богу. Но ни одного богача я не встретил, который не попомнил бы приготовить праздничный стол к сегодняшнему вечеру, и ни одного не видел бедняка, который забыл бы о своём голоде ради Иисуса Назарянина.

Незнакомец ничего не возразил. В комнате было совсем тихо. Затем священник поднял голову и печально сказал:

– Вон там стоит рождественский ужин для меня и моей семьи. Я роздал всё, что у меня было; только это и осталось. Но, наверно, хватит и на тебя. Поди туда, наполни своё чрево и затем уходи.

– Позволь мне остаться здесь и поужинать вместе с тобой, – сказал незнакомец.

Священник взглянул на него, затем встал и подошёл к нему вплотную.

– Ты святой?! – тихо спросил он.

– Я не знаю, что ты хочешь этим сказать, – отвечал незнакомец.

– Тогда бери, что тебе нужно, и уходи! – сказал священник и отступил от него назад. – В эту ночь только святой может оставаться у меня в доме. Я не знаю, кто ты… не спрашиваю об этом. Иди с миром… но только уходи… уходи!

Незнакомец поднялся с места и направился к священнику.

«Не суди, да не будешь судим!» – произнёс он.

И от звука его голоса священник задрожал всем телом. Но он сейчас же оправился и строго сказал:

– Ты хочешь легкомысленно извращать слова Господни. Знаешь ли ты, когда ты умрёшь? Устами моими Господь к тебе глаголет… быть может, в последний раз. Дни… я знаю это! Я дерзаю это сказать! Дерзаю бросить тебе проклятие. Во имя Господа обещаю тебе адский огонь и вечные муки, если в сей же час не освятит тебя Иисус Христос!

В тот же миг во взоре незнакомца зажглось пламя, в сравнении с которым огонь, горевший в глазах священника, был как свет свечи перед молнией. Священник отшатнулся и простёр вперёд дрожащие руки.

Но незнакомец ударил его по устам, и он с грохотом повалился на пол.

Дверь отворилась, и вошла его жена. Она уложила его на диван, принесла холодной воды и стала смачивать ему голову. Она делала это так спокойно, что видно было, что ей не раз и раньше приходилось это делать.

Спустя некоторое время священник открыл плаза и обвёл комнату блуждающим взором; потом он присел на диван и сложил руки на коленях.

– Анна, – сказал он, и голос его дрожал. – Где незнакомец?

– Здесь нет никого, – ответила она и подсела к нему. – Никого не было, когда я вошла.

Он с усилием встал и взял её за руку.

– Пойдём, Анна, – сказал он, – он, наверно, где-нибудь здесь.

Она покачала головой, но обошла с ним комнаты. Она заставила его остановиться и указала ему на детей, сидевших вокруг стола и спавших. Но он не видел их. Он увлёк её за собой через входную дверь на улицу, но там не было никого.

– Анна, – сказал он, – пойдём со мной. Мы должны его найти.

– Пойдём в комнаты, – сказала она и глубоко вздохнула. – Ты болен, здесь нет никого.

Тогда он тихим голосом рассказал ей, что случилось.

– Мы должны найти его, Анна, – повторил он и так стиснул её руку, что она вскрикнула от боли. – Он ударил меня своей десницей и сломил мою силу… Пойдём… пойдём… пока он ещё не ушёл от нас.

– Тебе это привиделось, – с горечью сказала она. – Ты опять болен, как в прошлом году, и ты умрёшь и оставишь меня одну с детьми, если не будешь рассудителен и не станешь беречь своё здоровье.

Священник выпрямился, и глаза его засияли.

– Да… мне было видение! – воскликнул он. – Его очи ослепили меня, а теперь я вижу так ясно, как никогда ещё не видел. Я был болен, теперь же я здоров. Анна… Анна моя… пойдём и отыщем его.

Она вздрогнула от холода и отошла назад, за дверь.

– Нет! – ответила она, скрестив руки на своей плоской груди. – Будет теперь! Ступай ты, куда ты должен идти, если уж нельзя иначе. Я зажгу ёлку бедным малюткам. Час за часом дожидались они,